Эленио Эррера

1958-60 / 1980-1981
Первый «волшебник»

Родился 10 апреля 1910 года в Буэнос-Айресе.

Как игрок выступал за клубы:

1930 "Роше Нуар" (Марокко)

1931-32 "Рэсинг" (Марокко)
1933 "Атлетик Спортс Женеро" (Франция)
1933-34 "Стад Франс" (Франция)
1934-37 "Шарлевилль" (Франция)
1937-39 "Эксельсиор Атлетик клаб Рубэ" (Франция)
1940-42 "Ред Стар" (Франция)
1942-43 "Стад Франс" (Франция)
1943-44 "Пари Иль де Франс" (сборная районов Парижа)
1943-44 "Пюто" (Франция)
1944-45 "Пюто" (играющий тренер)

Достижения: обладатель Кубка Франции 1942

Тренировал:

1945-48 "Стад Франс" (Франция)

1945-48 Сборная Франции
1948-49 "Вальядолид" (Испания)
1949-53 "Атлетико" (Мадрид, Испания)
1953 "Малага" (Испания)
1953 "Депортиво" (Ла-Корунья, Испания)
1953-57 "Севилья" (Испания)
1957-58 "Белененсеш" (Португалия)
1958-60 "Барселона" (Испания)
1958-60 Сборная Испании
1960-68 "Интернационале" (Италия)
1962 Сборная Испании
1966-67 Сборная Италии (ассистент Ф. Валькареджи)
1968-73 "Рома" (Италия)
1973-74 "Интернационале" (Италия)
1977 "Римини" (Италия)
1980-81 "Барселона" (Испания)

В 1972 году руководил сборной Европы в матче против сборной Южной Америки.

Достижения: чемпион Испании (1950, 1951, 1959, 1960), Кубок Испании (1959, 1981), Кубок ярмарок (1958), чемпион Италии (1963, 1965, 1966), Кубок Италии (1969), Кубок европейских чемпионов (1964, 1965), Межконтинентальный Кубок (1964, 1965).

Умер 9 ноября 1997 года в Венеции.

Природу незаурядных человеческих способностей увлечённые исследовательской деятельностью земляне начали тщательно изучать ещё в незапамятные времена, наверное, сразу с того момента, когда впервые осознали, что далеко не каждому «венцу божественного промысла» создатель даровал привилегию возвыситься над окружающими, а заодно и над самой историей, наделив уникальным талантом. На первоначальном этапе всех гениев поголовно записали в существа, отмеченные Богом со всем вытекающими из этого жеста последствиями, но с течением веков позиции исследователей были коренным образом пересмотрены. Века с XIV, под нажимом официальной церкви, их объявили колдунами, магами, чародеями, обвинили в посягательстве на евангелистскую концепцию сотворения мира и церковную гегемонию в управлении народными массами, некоторых, особо неугодных и ретивых, даже отправили на костёр.

Времена изменились, сначала Мартин Лютер и Жан Кальвин умерили пыл «святой инквизиции», позже (через несколько столетий) по всей Европе стремительно распространилась светская мораль, а традиция (именовать особо одарённых матушкой-природой людей «магами», или переходя на язык Шекспира, «мэджиками») сохранилась, сделавшись лёгким пережитком эпохи дикого Средневековья. Разгулявшаяся на демократической волне пресса принялась уличать в волшебстве известных политиков, актёров, музыкантов, военачальников, бизнесменов (куда же без них!) и спортсменов. Таким образом, благодаря небогатой фантазии акул пера, ритуальные прозвища навеки закрепились за величайшим автогонщиком всех времён и народов Айртоном Сенной, феноменальным баскетболистом Мэджиком Джонсоном (здесь вообще случай особый: «погремуха» вытеснила основное имя) и в африканской транскрипции, за известным тренером Филиппом Труссье. Однако никому из них прослыть первым выходцем из спортивного сообщества, удостоенным красноречивого «титула», не посчастливилось, на несколько десятилетий эту компанию опередил другой незаурядный исторический персонаж – великий тренер Эленио Эррера. Магом аргентинца нарекла итальянская пишущая братия, не сумевшая изыскать ничего более оригинального и точного для характеристики человека, нашаманившего «золотой дождь» миланскому «Интеру». Де-факто магический ореол завис над его головой значительно раньше. Восемь сезонов работы на «Сан-Сиро» явились для Эрреры своего рода получением итогового аттестата в футбольной школе чародейства и волшебства, но основные образовательные процедуры он прошёл во Франции и Испании.

Вопрос – какую роль сыграл Эррера в истории спорта №1 – актуален и дискуссионен по сей день. По существу, все разговоры на эту тему давно уже превратились в какой-то судебный процесс, на котором романтики-прокуроры норовят инкриминировать аргентинцу выхолащивание футбола до банального накопления очков, голов, секунд, а прагматично настроенные адвокаты представляют его великим новатором, опередившим своё время. Сталкивавшиеся на страницах газет и в телевизионных эфирах на протяжении многих лет мнения пока лишь однажды сошлись в единой точке пересечения, обозначающей спасительную золотую середину. Обе полемизирующие стороны признали Эрреру одним из лучших тренеров XX века и отметили его неоценимый вклад в практическое и теоретическое развитие игры. Для футбола Эррера и правда сделал очень много: именно считается отцом-основателем таких позиций как либеро и фланговый атакующий хавбек с широким диапазоном функций (прообраз современного «челнока»), именно он запатентовал тренировочные лагеря и сделал их местом жительства игроков на несколько предшествующих матчу дней («Команда должна жить, как единая большая семья»,— изложил логику своих действий наставник) и, наконец, именно он поднял значимость тренерской профессии на один уровень с профессией игрок. "До меня тренеры воспринимались как носильщики чемоданов. Вспомните, раньше говорили о командах игроков: команда Скьяффино, команда Сивори. Сегодня же говорят о "Милане" Сакки "Барселоне" Круиффа..." Впрочем, к окончанию прений локальный консенсус не привёл, а по сему мы ещё вдоволь насладимся потоками аргументов, направленных «за» и «против» аргентинца и получим возможность сделать собственные выводы. А пока лучше обратиться к истокам и проследить за тем, как всё начиналось, шло по нарастающей, приближалось к кульминации и завершалось.

Эленио Эррера появился на свет 10 апреля 1910 года в Буэнос-Айресе, куда его мечтавшие о лучшей жизни родители в начале двадцатого столетия перебрались из Андалусии. Переезд в аргентинскую столицу казался шагом в высшей степени дальновидным: из переживавшей сильнейший экономический кризис и многопроцентную безработицу Испании они выбрались в набиравшую капиталистические обороты и потому остро нуждавшуюся в рабочих руках Аргентину, из раздираемой политическими противоречиями Европы, охватившуюся в 1914 году пламенем Первой мировой войны в относительно спокойную Латинскую Америку. Но оптимистическим иллюзиям молодой четы не суждено было осуществиться, Буэнос-Айрес не встретил их с распростёртыми объятиями и не даровал искомого материального благополучия. Окончательно и бесповоротное разочарование в недружелюбном городе наступило, когда Эленио было всего четыре года. Пополневшее семейство снова запаковало чемоданы, погрузилось на паром и отправилось на противоположный конец Земного шара, искать счастья в Касабланке. Получившая в 1912 году лакомый марокканский кусок под свой протекторат, Франция вознамерилась соорудить там мощный экономический плацдарм, опираясь на который она в будущем могла бы серьёзно расширить влияние на Африканском континенте. Большой объём работ подразумевал соразмерное количество трудовых резервов, поэтому добравшиеся до африканских берегов супруги Эррера вместе с тысячами других голодных до работы людей были встречены в Марокко местными аналогами хлеба и соли и, главное, щедро оплачиваемой вакансией.

Пока родители с утра до вечера вкалывали на производстве, юный Эленио забавлялся тем, что гонял мяч по бескрайним песчаным просторам бок-о-бок с коренными мальчишками и такими же как он детьми эмигрантов. Интернациональный состав ближайшего окружения, заставлявший искать подходы к людям с разным менталитетом и характером, оказал сильное влияние на его коммуникативные способности. "Это была не только школа игры в футбол, но и школа жизни. Играя в одной компании с арабами, евреями, итальянцами, испанцами, португальцами и представителями Африки, я научился распознавать и понимать тонкости людских характеров и принимать в каждом те качества, которыми наделила его природа".

По мере взросления Эррера всё больше понимал, что футбол для него – это не просто средство организации досуга, а главное увлечение жизни, и, может быть, её смысл. Желание начать карьеру профессионального футболиста вкупе с природным талантом привели его на первом этапе в любительскую команду «Роше Нуар», а через некоторое время в «Рэсинг», представлявший Касабланку уже в высшем свете марокканского футбола. Защищая цвета этого клуба и доставляя болельщикам удовольствие не по годам зрелой игрой, юноша привлёк внимание французских скаутов, заполонивших в ту пору Марокканские стадионы с целью обнаружить и транспортировать на Родину ещё не подвергавшиеся огранке футбольный алмазы. Больше других с молодым да ранним дарованием повезло представителям парижского «Атлетик Спортс Женеро», зашищать цвета которого Эррера и отправился в нежном семнадцатилетнем возрасте. Двенадцать лет, проведённых в составе разных французских клубов на сто процентов завершили его личностный переход от мальчика к мужу и сформировали представления о футболе. Не достигнувшему совершеннолетия человеку всегда тяжело приспосабливаться к новым условиям, тем более, если процесс адаптации протекает вдали от родного дома и совмещается с необходимостью самостоятельно, без родительской помощи, добывать средства к существованию. В первые дни проживания в столице всех влюблённых Эленио больше напоминал ребёнка, которого родители выбросили из лодки на середине озера, чтобы научить самостоятельному плаванию, чем махрового карьериста, приехавшего из пыльной Касабланки ради покорения Парижа, а вместе с ним е всей остальной Европы. Не мудрено, что строительство взаимоотношений с новыми партнёрами и тренерами по началу шло по тернистому пути. Причиной тому были не только специфические условия жизни, но и устоявшиеся черты характера Эрреры. К семнадцати годам он не успел узнать о наличии в повседневном обиходе современного человека таких понятий, как конформизм и наплевательское отношение к работе, а даже, если и успел, то отказался взять их на вооружение. Потому он и требовал от одноклубников максимальной самоотдачи на поле, а с тренерами вступал в долговременный дискуссии о тактике вообще и своём месте на поле в частности. Кстати, здесь заключается важное сходство Эрреры с другими великими кудесниками тренерской мысли. Подавляющее большинство творцов, оставивших нестираемый след в истории футбола в бытность игроками не давали спуску ни товарищам по команде, ни тренерскому штабу, постоянными обвинениями в низком уровне работы. По этому поводу ходит немало анекдотов, ярчайшим из которых является реально имевший место диалог малоизвестного игрока бельгийского «Антверпена» Луи ван Гаала с главным тренером клуба Ги Тисом (признанным лучшим коучем в истории бельгийского футбола и считающемся первым специалистом, применившим на практике искусственный офсайд), в ходе которого будущий творец звёздного «Аякса» предложил наставнику пообщаться со своей тещей и поучиться у неё пониманию футбольной тактики. Эррера ничего подобного не говорил, по крайней мере среди многочисленных его афоризмов нравоучений такого рода обнаружено не было, его разногласия с ближайшим окружением носили исключительно творческий характер. Об их пылкости можно судить по тому, насколько быстро он менял позиции на поле (начав карьеру в особо почитавшемся в тридцатые годы амплуа форварда, транзитом через центр поля, дошёл до центра обороны, где и закрепился на очень долгое время) и перебирался из одного парижского клуба в другой. Редкая для рядового футболиста широта мышления, помимо эскалации конфликтов, таила и положительные стороны, а именно, помогала по-новому осмысливать игровые принципы. В одном из матчей на кубок Франции игравший левого защитника-персональщика Эррера попросил игравшего в полузащите партнёра взять под контроль, порученного ему соперника, а сам в это время отодвинулся в глубокий тыл и принялся страховать оборонительную линию, частенько пропускавшую форвардов на выгодные позиции. Потом он сделает эту практику регулярной и сразу же после начала тренерской карьеры приступит к внедрению в оборонительную систему своих команд позиции свободного защитника, получившей позже широкую известность под кодовыми названиями – чистильщик и либеро. Игрок качественно новой формации, по задумке Эрреры, должен был располагаться позади тройки или четвёрки основных защитников и подчищать вероятные позиционные огрехи. В шестидесятые годы применявший тактику игры с либеро «Интер» станет эталоном надёжности в обороне, а новшество с радостью примут на вооружение коллеги Эрреры. Защитная схема 3+1 или 4+1 будет позиционироваться как панацея от всех бед до тех пор, пока сам «маг», давно отошедший от дел, не скажет, что либеро устарел и в условиях быстро меняющегося футбола, которым правят быстроногие форварды вроде Марадоны или ван Бастена уже не гарантирует прежнего эффекта, наоборот даёт атакующей линии преимущество в скорости и пространстве. Именно после этих слов тренерскими умами овладела идея построения зонной защиты, не покидающая их и по наши дни.

Путь Эрреры-игрока достиг финиша как раз в тот самый год, когда весь мир и Франция в том числе праздновали победу над самым страшным врагом человечества – фашизмом. Заработать на жизнь одним футболом в разорённой войной стране не представлялось легко осуществимой затеей, поэтому научившийся прагматичному пониманию бытия Эррера, желая застраховать будущее, устроился на курсы физиотерапевтов и только потом поступил на тренерское отделение Национального института спорта в Париже. Полагаю, нет особой нужды говорить, что за годы учёбы он не приобрёл новых знаний, а всего-навсего подвёл научную базу под те, что получил опытно-праткически путём. Впервые тренерский пиджак аргентинец (имевший и французское гражданство) примерил в провинциальном «Пюто», откуда вскоре вернулся в полюбившийся Париж и возглавил одновременно клуб «Стад Франс» и национальную сборную Франции. Титулов в стране, ведомой генералом де Голлем к «Пятой республике» он не снискал, зато наметил первые контуры в репутации тренера, умеющего создать боеспособный коллектив из любых подвернувшихся под руку исполнителей. Лучшим доказательством тому служит поступившее в конце сороковых приглашение из центра клубного футбола Европы – Испании. Пиренейский дебют Эрреры состоялся в болтавшемся на дне Сегунды «Вальядолиде», который за полтора года его работы превратился в крепкого середняка первого дивизиона. Стремительный взлёт вчерашнего аутсайдера, а вернее мастерство обеспечившего «запуск» наставника, не остался незамеченным клубами с более высоким уровнем амбиций. Мини-соревнование с заматеревшим Эррерой в роли главного приза выиграл мадридский «Атлетико», боссам которого во имя победы пришлось раскошелиться на 150 тысяч песет (весьма приличную по тем временам сумму). Расставание с кровными полностью себя оправдало: с первого же захода Эррера приводит любимую команду мадридских рабочих окраин к званию лучшей в стране. Чемпионские планы тренер публично озвучил ещё перед стартом сезона, чем вызвал недоумение одного из членов правления клуба. «Я не вижу объективных предпосылок к нашему чемпионству»,— скептически заявил не питавший большого оптимизма функционер, комментируя бравурные высказывания нового тренера... и оказался главным посмешищем для болельщиков в момент принятия игроками комплекта золотых наград. Едва отгремели все празднества, как общественность стала свидетелем покаянной сцены: незадачливый чиновник со смущённым видом пожимая купавшемуся в лучах славы аргентинцу руку сквозь зубы процедил: «Простите меня, сеньор Эррера. Я был не прав». Конфронтации Эленио с руководством этим полукомическим эпизодом не ограничились. Принципиальный, привыкший стоять своём, работавший на износ и требовавший аналогичной отдачи от соратников Эррера завязал с директорами «Атлетико» гордиев узел противоречий такой прочности, что разрубить его или хотя бы ослабить не представлялось возможным даже после того, как в 1951 году команда повторила успех сезонной давности и вновь взобралась на высшую ступень пьедестала почёта. Два года любви по привычке пролетели быстро и как-то незаметно, ни сил, ни желания терпеть друг друга у сторон уже не осталось и поэтому заслуживший всеобщее признание тренер без труда добился «белого билета», позволившего продолжить работу в другом месте.

Вы можете представить Жозе Моуриньо оставившего уютное гнёздышко Романа Абрамовича и поспешившего на выручку прозябающему в низине английского футбола «Куинз Парк Рэйнджерс?». Или на минуточку допустить, что Свен-Ёран Эрикссон, поставив точку в отношениях со сборной Англии, помчится выводить в Примеру какой-нибудь «Алавес». Наверное, нет, а если можете, то с большим трудом. Сейчас, без предварительного приёма легализованных в Голландии средств, искусственно обогащающих фантазию, невозможно поверить в то, что тренер, только что испивший победную чашу на высшем уровне способен послать всё к чёрту и променять охоту за трофеями на борьбу за повышение в классе. В полные романтизма пятидесятые, между тем, такой сценарий в плане реалистичности убегал далеко вперёд от произведений Герберта Уэллса о войне миров или трудов Карла Маркса и Фридриха Энгельса о научном коммунизме. Эленио Эррера, восхитивший своим искусством добрую половину испанских ценителей футбола и ворвавшийся в ряды ведущих «полководцев» страны, расставшись со столичной жизнью, направился сначала в Малагу, а затем в Ла-Корунью, где традиционно потрудился на славу: оба клуба («Малага» и «Депортиво») под его умелым руководством получили право на сражение с лучшими коллективами Испании в формате лиги, которую современный болельщики именуют Примерой. Закрепляться в элите им пришлось уже без Эрреры, посчитавшего за благо откликнуться на предложение, поступившее от главной футбольной посланницы исторической Родины его родителей – Андалусии. В 1953 году, пока жители советского союза лили слёзы отчаяния или радости у сталинского гроба, он подписывает контракт с «Севильей», вместе с которой через два года пробивается на континентальную арену, участвовать в новосозданном кубке Ярмарок, а кроме того, вызывает интерес у великого и ужасного дона Сантьяго Бернабеу. Покровитель мадридского Реала всерьёз возжелал увидеть аргентинского гения у штурвала сливочной каравеллы, строившейся для спортивной легитимизации режима Франко в глазах рядового иностранного обывателя, но отказался от этой затеи, заметив недовольство на лице Мигеля Муньоса (состоявшего с ним, как уверяла пресса, в отдалённом родстве). Муньос хотел возглавить королевский клуб лично и добился-таки этого почётного права, чтобы собрать невиданный урожай из наград и стать главным антагонистом Эрреры в Кубке Чемпионов. Противостояние «Реала» с «Барселоной» и «Интером» в конце 50-ых – начале 60-ых годов безоговорочно признаны лакомейшим куском европейского клубного футбола и это неудивительно, ведь по разные стороны баррикад располагались не просто великие клубы и звёздные игроки, на зелёном газоне в противоречие вступали взаимоисключающие тренерские концепции, а что может быть заманчивее концептуальных битв?

Андалусийский этап Эррера миновал в 1957 году. Причина банальна: приглашавший его в Севилью президент скоропостижно скончался, а наладить отношения, не препятствующие совместному творчеству, с его преемником не получилось. Не мудрствуя лукаво Эррера разорвал долгосрочный контракт и приступил к поиску очередного места работы, как вдруг в дело вмешалась испанская федерация футбола. Главный возмутитель спокойствия на европейском трансферном рынке бельгиец Босман, судебный процесс по иску которого породил нынешнюю систему взаимоотношений игроков и тренеров с клубами, в ту пору ещё не начал жизненный путь, поэтому Европа тихо и мирно коротала деньки, следуя драконовским нормам обычного трудового права, запрещавшим работнику по личной инициативе прекращать обязательства перед работодателем. Управляющие испанским футболом законодательство знали хорошо и не преминули шансом использовать эмоциональный порыв в показательных целях. Эррера подвергся суровому наказанию в виде запрета на работу в Испании и был вынужден перебраться в соседнюю Португалию, не предполагая, что расставание с прославившей его страной получится недолгим. Директора «Барселоны», заинтересовавшиеся многообещающим специалистом практически в одно время со злейшими недругами из Мадрида, проявили недюжинные лоббистские навыки и с их помощью добились снятия дисквалификации. 22 апреля 1958 года потренировавший «Белененсеш» и едва не возглавивший сборную Португалии Эленио Эррера ступил на Каталонскую землю и с радостью поставил автограф под контрактом с Барсой. На бумаге от него требовалось остановить победную поступь Реала, а между строк – возглавить борьбу этнических жителей с фашистским режимом за национальное самоопределение. После поражения республиканской армии в гражданской войне, повлекшего полицейскую оккупацию неугодных провинций, в Каталонии осталась одна боевая единица, которая могла реально оппонировать центральной власти, если не языком канонерок, то силой футбольного искусства – Барса. Каждая победа национальной любимицы над Реалом воспринималась по-особому, не как обычное доказательство одиннадцати парнями спортивного превосходства над таким же количеством других парней, а как смачный плевок в сторону режима, дающий ему понять, что битва ещё не окончена. Не удивительно, что болельщики, говоря между собой в кулуарах об Эррере, принципиально не называли его главным тренером команды, для определения его должности использовался другой термин, шагавший в ногу с суровым лихолетьем. Молившиеся на талант аргентинца, они называли его не иначе, как «главнокомандующим каталонской армии» и сам новоиспеченный герой этому совершенно не противился, больше того, он при первом удобном случае старался воззвать к патриотизму игроков, выкрикивая ближе к окончанию предматчевой установки популярный в те годы лозунг: «За вами вся Каталония!»

В Барселону Эррера привёз немало новшеств, воспринятых местной публикой и подопечными, мягко говоря, неоднозначно. Затрагивали они почти все сферы жизни команды от тактики до отношений с лидерами. Тренировочный цикл заметно уплотнился, нет, самих занятий не стало больше, Эррера на то и был гением, чтобы не копировать слепо опыт наставников, добивавшихся улучшения физического состояния игроков столь тривиальным и малоэффективным способом, он пошёл другим путём и повысил интенсивность каждого отдельного занятия, повысил настолько, что возроптали самые стойкие и неприхотливые футболисты. Но тренер, как и подобает каждому подлинному профессионалу, искренне убеждённому в способности великой цели оправдать любые средства остался глух к мольбам о пощаде. Преуспевшие больше других в деле составления петиций глухотой в отношении собственных персон не ограничились, их умевший проявлять жёсткость и никогда не брезговавший этого делать аргентинец подверг профилактическим санкциям... материального характера. Здесь Эрреру тоже можно смело записывать в первопроходцы, он был первым наставником, открыто установившим в команде практику денежных штрафов за дисциплинарные нарушения или, в худшем случае, первым, кто перестал делать из них секрет государственной важности. Несколько раз опустошавший свой кошелёк в пользу клубной казны Ладислао Кубала однажды, выражая недовольство очередным взысканием, гневно спросил у тренера: «За что? Я же ничего не сделал...» Эррера быстро нашёл, что ответить венгерскому правдоискателю: «Именно поэтому и оштрафован. Нужно делать. Делать то, что я говорю». В этой фразе и скрывается весь Эррера, привыкший поступать только по своему усмотрению и держать ответ за содеянное только перед судом совести. За такой подход к жизни вообще и к профессии в частности его постоянно критиковали, порой критика принимала чересчур жёсткие, местами уничтожающие формы. Каталонская пресса держала на него зуб за постоянные трения с культовым Ладислао Кубалой, отказывавшемся принимать некоторые идеи аргентинца, итальянская, в удушающие объятия которой он попал сразу после завершения Каталонской одиссеи,— за непомерно высокий, по её мнению, уровень требований к игрокам. Последней каплей стала смерть молодого форварда Такколы, наступившая в результате простуды, подхваченной на пляжной тренировке в холодном Кальяри. Врачи не раз предупреждали Эрреру о том, что у футболиста нелады со здоровьем (Такколу с детства мучили проблемы с сердцем) и рекомендовали тренировать его по индивидуальной программе с пониженными нагрузками, но всякий раз слышали отрицательный ответ. Едва весть о трагической кончине футболиста просочилась в информационное пространство Апеннин, недоброжелатели и примкнувшие к ним люди, занимавшее ранее нейтральную позицию поспешили объявить Эрреру иезуитом и потребовать от федерации футбола Италии лишения его права на работу в «кальчо», проигнорировав заключение медиков, утверждавших, что роковая простуда ни коим образом не была связана с больным сердцем. Не придал большого значение вердикту эскулапов и сам «эль маго», смерть Такколы, воспринятая как личная трагедия, будет преследовать его до последних дней жизни. Каждое утро он будет просыпаться, а каждый вечер – засыпать с чувством неискупленной вины.

Список инноваций Эрреры, внедрённый в каталонскую почву, славен не только и не столько усилением дисциплинарной бдительности. Центрально место в пантеоне мини-революций, организованной соотечественником Че Гевары в Барселоне, вне каких-либо сомнений занимает революция тактическая, подкорректировавшая написанное игрой предыдущих поколений «барселонистас» Евангелие футбола по-каталонски. До пришествия аргентинца в нематериализованной и существовавшей только в сердцах и душах болельщиков и игроков книге находилась всего одна заповедь: «играй красиво и думай только об атаке», она считалась и продолжает считаться священной, пользовалась и продолжает пользоваться абсолютной неприкосновенностью и пересматривать её не решался никто и никогда, кроме ставившего собственные взгляды выше всех традиций Эрреры. Он первым из приглашавшихся в команду специалистов задался целью, научить романтичную блауграну обороняться и с блеском добился её исполнения, хотя так и не решился придать Барсе полностью удовлетворяющий его взглядам на футбол оборонительный шик. Заставлять клуб, располагавший мощнейшей атакующей линией (Кочиш, Цибор, Кубала, Суарес) думать о сохранности тылов больше, чем об устроении очередной голевой вакханалии, было актом сродни Содомскому грехопадению. Эррера это прекрасно понимал и, не забывая уделять повышенной внимание обороне, призывал подопечных к остроатакующей игре. Тактическое мичуринство, выраженное в симбиозном скрещивании двух перманентно конфликтующих футбольных стихий дало на выходе фантастический урожай как из локальных (в первом же сезоне под началом Эрреры Барса наколотила в ворота соперников 96 голов. Рекорд держался аж до середины 90-ых годов, пока налаженный сэром Бобби Робсоном безумный голевой конвейер не разразился 102 забитыми мячами), так и из глобальных достижений. Дважды каталонцы не позволяли ненавистному Реалу потешать своего покровителя Франко очередным титулом, самолично оккупируя заветную первую строчку в таблице, столько же раз Кубала и компания оказывались в финале кубка Ярмарок и привозили почётный трофей в родной город, а однажды в 1959 году сконструированной Эррерой машине покорился кубок Испании – турнир официально объявленный Мигелем Муньосом «собственностью королевского клуба».

В сезоне 1959/60 годов противостояние между Басрой и Реалом достигло апогея. Впервые за уже долгую к тому моменту историю «классико» ненавидящие друг друга флагманы для выяснения отношений покинули границы испанского чемпионата и расширили зону боевых действий до континентальных пределов. Делегаты склонной к унитаризму Кастилии против сынов выступающей за максимально широкую автономию от Мадрида Каталонии; клуб, всеми силами старающийся придать режиму Франко человеческое лицо против его главного оппонента; Кубала, Кочиш, Цибор и Суарес против Ди Стефано, Пушкаша, Копа и Хенто... каждый болельщик видел лейтмотив грядущего сражения по-своему и каждый надеялся на успех своих кумиров... Перед отъездом в испанскую столицу на первый матч Эррера пообещал болельщикам «привести им скальп Реала», вероятно, так бы и произошло, не обострись в очередной раз конфликт тренера с лидерами команды Кубалой и Цибором. После состоявшийся накануне игры перепалки Эррера не нашёл лучшей меры воздействия, чем просто не выпустить на поле смертоносный для соперника венгерский дуэт, в итоге обескровленная Барса оказалось битой со счётом 1:3. Ответный матч собрал феноменальную аудиторию, домашнюю арену блауграны заполнили около 130000 болельщиков, мест, понятное дело, хватило не всем, и отличающиеся экстремальным складом характера согласились провести полтора часа, сидя в проходах, всевозможных закутках и даже на плечах спутников. Каталония ждала реванша, но каково же было её разочарование, когда решивший идти по тропе принципиальности до самого конца Эррера снова оставил за бортом стартового состава Кубалу и Цибора! Вместо индивидуальных талантов венгерских кудесников и их куража, наставник поставил на собственный тактический гений и сплочённый командный дух, поставил и с треском проиграл весь банк (Реал второй раз к ряду взял верх, забив три мяча и позволив сопернику сделать это лишь однажды), собственноручно подписав приказ об увольнении. Каталонская инчада, недолюбливавшая Эрреру за притеснения обожаемых звёзд, готова была мириться с его крутым нравом и прощать любые прегрешения лишь бы они не мешали команде побеждать, но двойное поражение от Реала она простить не смогла, это был Рубикон, отделявший пылкую народную любовь от сокрушительной народной ненависти. Эррера бросил жребий и перешёл его, хотя в любой момент мог поступить иначе, и при переходе оказался менее удачлив, чем Гай Юлий Цезарь. Нет, он не выбросил в тот же миг белый флаг на милость победившим обстоятельствам. Будучи сильным человеком и просто «волшебником» Эррера сделал всё возможное и невозможное, чтобы заслужить прощения публики и выпросить у неё второго шанса, но «Рубиконы» нельзя перейти в обратном направлении. Завидев однажды у дверей дома, куда его в срочном порядке переселило руководство клуба, толпу недружелюбно настроенных болельщиков, аргентинец понял, что настал черёд уходить и никто не захотел чинить ему препятствий.

В начале 80-ых годов новый президент Барселоны – Хосеп Луис Нуньес – предложит постаревшему и утратившему часть магических чар во время практически пустых лет сотрудничества с «Ромой» (с главным клубом «вечного города» он сумел выиграть только Кубок Италии 1969 года) и «Римини» Эррере вернутся на «Ноу Камп» и великий тренер, к удивлению многих, откликнется на предложение с большим энтузиазмом. Войдя в одну реку второй раз и, как в старые добрые времена, забросив туда невод уникального дарования, Эррера разжился весьма небогатой добычей – Королевским кубком 1981 года. Прирождённого максималиста эта «тощая рыбина» устроить никак не могла и он всерьёз задумался об уходе из большого футбола. Раздумывать долго не пришлось, потому что к его субъективным желаниям добавились совершенно объективные и продиктованные жизнью факторы, сложившиеся в пасьянс, не совместимый с активной деятельностью. В разгар чемпионата Испании, когда ведомая Эррерой Барса на поднятых парусах неслась к золотым медалям, неизвестные злоумышленники похитили одного из ведущих игроков команды Энрике Кастро «Кини» (футболист провёл в заложниках более двадцати дней). Всколыхнувшее всю Испанию дерзкое преступление больно ударило и по Эррере. "Мы шли на первом месте, когда случилась беда с Кини, которого террористы взяли заложником. Мне казалось, что я готов к любым превратностям судьбы, но тот случай так потряс мое воображение, что мне расхотелось работать в футболе, раз вокруг него творятся такие вещи..." Переживания о судьбе «Кини», наслоившиеся на перенесённые в прежние годы стрессы, пагубно сказались на его здоровье, начало подводить сердце. Но главным было даже не это. Просто миссия Эрреры перед футболом благополучно завершилась, он отдал себя игре сполна и прекрасно понимал, что работать дальше, на старом багаже, не обогащая игру, ставшую смыслом жизни, новыми идеями, нельзя. К 1981-му специалист, ещё вчера диктовавший коллегам игровую моду, выбился из фарватера, заданного десять лет назад великой троицей отцов тотального футбола Михелсом, Ковачем и Хаппелем и превратился, как ни абсурдно сие прозвучит, в старомодного тренера. Сложилась Шекспировская мизансцена: «Мавр сделал своё дело. Мавр может уйти»...

Но возвращение в Барселону и преисполненный личного трагизма уход из футбола ожидали нашего героя в далёком будущем. Летом же 1960 года он начал самый успешный этап в жизни и карьере, охотно откликнувшись на просьбу о сотрудничестве, поступившую от крупного нефтяного магната и владельца «Интера» Анджело Моратти. Глава почитаемого в Италии финансового клана положил на Эрреру глаз задолго до подписания контракта, ещё два года назад, наблюдая за тем, как пропитанная магией аргентинца «Барселона» избивала «Интер» в розыгрыше Кубка ярмарок (Барса нанесла «нерадзурри» два сокрушительных поражения – 4:0 и 4:2) и усматривая в действиях каталонцев чёткую тренерскую руку, он делал в своём деловом блокноте пометки о желании инспирировать переговоры о переходе главного творца каталонского чуда в ряды «чёрно-синих». Разумеется, пилотное предложение было отвергнуто боссами блауграны в категорической форме, и Моратти, продолжая менять тренеров словно перчатки, занял выжидательную позицию. Когда же, после известных событий, его час пробил, пронырливый итальянец не поскупился выписать Эррере довольствие в 100 тыс. долларов и предоставил ему полный карт-бланш на формирование новой команды. "В первый раз побывав на матче своей будущей команды,— пишет Эррера в собственноручно написанной книге «Я»,— я был сильно разочарован и даже немного пожалел об уже подписанном контракте. Мне пришлось провести немало времени в устной работе с игроками. О какой тактике могла идти речь, когда футболисты не выкладываются на поле? Я говорил им: "Играйте быстро и думайте быстро, в футболе тот, кто не отдает игре все силы, не отдает ничего. Выше голову! Наше будущее— скудетто!". Покончив с лозунговым патриотизмом (за любовь к которому наставника не раз подвергали всеобщему осмеянию), Эррера с большим энтузиазмом принялся по кирпичику собирать безоговорочно лучшую команду в многолетней истории «Интера». На первоначально этапе больших реформ он коренным образом освежил состав, именно при Эррере постоянную игровую практику получили будущие идолы «Сан-Сиро» Сандро Маццола, Марио Корсо, Джачинто Факетти и Армандо Пикки, кроме того «нерадзурри» не плодотворно поработали на трансферном рынке, заполучив в награду бывших звёзд «Барселоны» неподражаемого Луиса Суареса (удостоенного в 1960 приза «Золотой мяч») и бразильского технаря Жаира да Косту. Окончания процесса комплектования автоматически означало переход ко второй, гораздо более сложной и на порядок более важной стадии работ – ментальной и тактической перестройки игроков. Не даром Владимир Ильич Ленин писал, что самый сложный вид революции – революция в умах, история человечества не раз давала поучительные примеры, показывающие всю бесперспективность и даже глупость проведения преобразований в обществе, совершенно к ним не готовом (вспомните происходившее в нашей стране в начале 90-ых годов прошлого века). Подстать своей старшей сестре, вторая дочь Геродота – история футбола – тоже содержит немало страниц, красноречиво отражающих невозможность постижения новых идей футболистами по-прежнему обитающих во «временах очаковских и покоренья Крыма». Этот суровый закон футбола Эррера знал как католическую интерпретацию молитвы «Отче наш» и давшую через пару лет поразительные плоды перестройку он начал постепенно, избегая горбачёвские «ускорения» и любимую Мао Цзэдуном «политику большого скачка». Почти месяц он провёл в регулярных и многочасовых беседах с игроками, на которых в словесной, наглядной и прочих педагогических формах разложил им по всем полочкам азы, буки и веди своего тренерского мировоззрения и лишь, прочитав в их глазах действительное понимание, начал реализовывать идеи на практике. В не зацикленном на романтизме «Интере» он получил уникальный шанс, абстрагируясь от давления требовательных и взыскательных до эстетики инчас, довести до ума схему, которую холил и лелеял ещё с далёких парижских времён, но никак не мог применить в Испании.

В современном лексиконе концепцию, предложенную Эррерой на вооружение «Интера» принято именовать проевшим всю плешь словом «каттеначчо», поставленным некоторыми обозревателями и аналитиками чуть ли не в один ряд с такими страшными понятиями, как бубонная чума, фашизм или исламский фундаментализм. «Каттеначчо» раскритиковали все кому не лень, особенно желчные громители, наверное дошли до такого исступления, что принялись пугать им своих бедных детишек. Однако большинство разгромных статей и комментариев, с которыми приходилось знакомиться, подозрительно напоминают практиковавшиеся в СССР «дискуссии» об искусстве и, в деталях, крылатые фразы вроде: «Доктора Жеваго я не читал, но Пастернака всё равно осуждаю». Если бы господа хулители не сочли бы за труд отвлечься от написания гневных рецензий и вникнуть в теоретические наработки Эрреры поглубже, тон их публикаций снизился бы на несколько децибел, а, возможно, принял бы дружелюбный вид. Дьявольский и смертельноопасный для мирового футбола «каттеначчо» (в переводе на русский язык висячий замок) на самом деле оказался не каким-то Франкенштейном, порождённым безумным естествоиспытателем Эррерой, а всего лишь продуманной модификацией знаменитого «замка Раппана», то есть сверхоборонительной модели игры, культивировавшейся в 50-е годы австро-швейцарским тренером Карлом Раппаном. Эррера придал изысканиям матёрого альпийского волка абсолютно новое звучание, в первую очередь, новшества выразились в сбалансировании оборонительного и атакующего начал. Если фланговые защитники по Раппану – обыкновенные сторожевые псы, прикрученные к форварду соперников цепью персональной опеки, то у Эрреры они получают статус полноправных участников атакующей симфонии. И этим перечень принципиальных отличий далеко не исчерпывается... Раппан считал свою схему панацеей на все случаи жизни и использовал её в матчах против любого соперника, Эррера мыслил в совершенно противоположном направлении, выбирая предельно оборонительные варианты только на важные матчи, когда «Интеру» противостояли соперники уровня «Реала», «Милана», «Ювентуса» или «Бенфики». В поединках с оппонентами попроще команда Эрреры была не прочь выдать голевую феерию. И последним, убийственным для тех, кто продолжает считать Эрреру могильщиком футбола, контраргументом является неоспоримый факт, запечатлённый во всех справочниках по истории итальянского чемпионата: за годы, когда величие «Интера» достигло кульминационного пика, чёрно-синие первенствовали в Италии по числу забитых мячей, но оставались на вторых и даже третьих ролях по числу пропущённых. Но и это ещё не всё, в раздевалке на обозрение каждого футболиста Эррера вывесил крупных размеров транспарант. Советские трудящиеся писали на подобных стягах: «Ленину слава!» или «Исторические решения XXII съезда КПСС претворим в жизнь!», а Эррера начертал на белоснежном холсте характерный призыв к футболистам: «Нападение – больше 100 голов. Оборона – меньше 30 голов». Так что, как видите, Эленио Эррера вовсе не собирался убивать футбол, у него были совсем другие намерения.

Обновлённый и переведённый на нужные тренеру идейно-нравственный рельсы «Интер» с очень надёжным вратарём Сарти, тремя жёсткими персональщиками Бургничем, Гуарнерри и Факетти и либеро Пикки, гениальным плеймейкером Суаресом и «приземлёнными» работягами Таньином и Корсо, а также с атакующим трио Жаир-Маццола-Милани, приправленным резервистами Доменгини и Пейро (которые вскоре войдут в число лидеров команды) завоевал всё и вся не сразу. В первом сезоне Эррере пришлось довольствовать третьим местом в чемпионате страны, во-втором – серебряными медалями. Прежде все тренеры «Интера», отработавшие столь долгий срок без осязаемых результатов, быстренько собирали чемоданы и бесславно покидали центр всемирной индустрии моды. С Эррерой всё обстояло иначе, он убедил Моратти и болельщиков в том, что дебютные годы – просто шлифовка, начало правильного пути и предложил набраться терпения. «Скоро под нашими ногами окажутся лепестки роз!»— без тени сомнения отвечал Эррера потиравшим руки в ожидании скорой отставки скептикам и правда, как и всегда (или почти всегда), приняла его сторону. С 1963 по 1966 годы «Интер» трижды финишировал в жёлтой майке лидера в чемпионате Италии, дважды покорял старушку Европу, увозя домой Кубок чемпионов (в сезоне 1963/64 Эррера вернул красный платежом должок «Реалу», по всем статьям переиграв мадридистов в венском финале КЧ – 3:1) и столько же раз весь мир, закрепляя континентальный успех в матчах за межконтинентальный кубок в остром соперничестве с авельянедским «Индепендьенте» (в 1964 году, дабы доказать своё превосходство над аргентинцами, команде Эрреры потребовалось три матча – 0:1, 2:0, 1:0, а год спустя миланцы в регламент соревнований уложились, «Индепендьенте» пал в двух встречах – 3:0, 0:0).

Тиффози не успевали переводить дух и, почти как современные россияне, жили от праздника до праздника. Они были счастливы от того, что величие клуба куётся прямо на их глазах и хотели одного, чтобы сказка длилась как можно дольше. Поистине, на дворе стояли лучшие годы в истории «Интера», годы, позволяющие клубу по настоящий момент с гордостью носить приставку супер.

Италия вообще стала родным домом Эрреры. Ни одна страна, в которой ему доводилось творить, не дала «магу» столько спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. В Милане Эррера мог наконец-то почувствовать себя просто тренером, а не главнокомандующим армии и заложником волюнтаризма очередного руководителя... согласитесь, так жить намного легче. Романтическим и гипертрофированно эмоциональным духом Италии Эррера пропитался до таких душевных глубин, что однажды на вопрос: каким по популярности человеком страны вы себя считаете? не раздумывая и в лучших традициях итальянского юмора, ответил: «Вторым вслед за Софи Лорен, да и то лишь потому, что у неё фигура лучше».

С 1966 года «Интер» медленно, но верно покатился вниз с вершины, куда забрался с невиданной прытью. Первый тревожный звоночек раздался в полуфинале КЧ 1965/66, где «нерадзурри» уступили всё тому же злосчастному «Реалу», а настоящий удар поджидал итальянцев а следующем сезоне. Поход за третьим Кубком Чемпионов, в ходе которого с дороги последовательно были устранены московское «Торпедо», венгерский «Вашаш», как это ни смешно, «Реал» и софийский ЦСКА», по прогнозам большинства специалистов должен был увенчаться логичной победой над характерным, мастеровитым, но не более того «Селтиком». Число сомневающихся в победе «Интера» по всей Европе, наверное, не превышало население католических кварталов Шотландии. Как ни пытался Эррера оградить игроков от потоков тотальной эйфории, как не предупреждал он итальянскую общественность об опасности кельтов, его авторитетный голос утонул в море доносившихся из каждого радиоприёмника бравад.

Финальный матч, состоявшийся на «Эстадио да Луш» окатил готовившихся к бурным празднествам итальянцев ушатом ледяной воды. Накануне игры главный тренер «Селтика» Джок Стин получил от возглавлявшего «Ювентус» парагвайца Эриберто Эрреры (родственных связей между ним и Эленио не было, два непримиримых оппонента просто носили одинаковую фамилию) секретный пакет с полными тактическими выкладками об игре каждого футболиста «Интера» и команды в целом и, изучив представленные сведения, нашёл-таки противоядие. На гол, забитый Маццолой с пенальти уже на 6-ой минуте, регбийного вида шотландские парни с добродушными и во всех смыслах открытыми улыбками ответили двумя разящими ударами и после финального свистка именно они, а не интеристы, принялись поглощать шампанское, а, скорее всего, виски из кубка, который держали в руках в первый и последний раз в жизни. Улицы Глазго наполнились звуками зажигательной волынки и группами потерявших от счастья рассудок парами в килтах, а чёрно-синяя полвина Милана плакала навзрыд, Джок Стин бегал рядом с воспитанниками по периметру стадиона, до конца не осознавая величественность момента, а Эленио Эррера, битый собственным оружием (Стин переиграл его даже в плане психологической подготовки команды) неподвижно сидел на скамейке и безуспешно пытался понять «почему?».

Это было началом конца великого «Интера», поражение от «Селтика» по времени практически совпало с передачей «скудетто» в руки «Ювентуса», а в следующем сезоне «нерадзурри» и вовсе пришли к финишу пятыми. Эленио Эррера, тяжело переживший неудачи, лишившийся поддержки и дружбы ушедшего в отставку Анджело Моратти и уставший от критических лавин (продолжая ругать его за специфическое видение игры, журналисты и завистники нашли новую мишень – якобы имевшие место допинг и договорные матчи) понял, что его итальянские вечера подошли к концу. И он ушёл. Тихо. Бросив на прощанье всего одну фразу: "Все критиковали меня, но большинство тренеров копировали нашу систему и перестраивали игру. Либеро появились во многих командах. Те же, кому не удавалось использовать мой опыт, предавались ханжеству. С другой стороны, те, кто называл меня приверженцем ультраоборонительного футбола, забывали, что я был первым, кто сделал из крайних защитников "челноков"— игроков, нацеленных на поддержку атаки. Факетти, например, в любом матче имел больше возможностей забить, чем его оппонент— крайний полузащитник соперников. Просто-напросто сердце моей команды находилось в обороне. Но мои хулители не мешали мне спать спокойно. Меня вполне устраивало, что, сосредоточив весь гнев на тренере, они не мешали спокойно работать игрокам. К тому же я прекрасно сознавал свою правоту, ведь страх перед каттеначчо был естественным страхом перед меняющимся миром..." Так закончилась целая эпоха в истории европейского футбола, прошедшая под знаком Эленио Эрреры и его противоречивой, обученной всем вариантам поведения на поле и ни кого не оставлявшей равнодушным команды. Ни в «Роме», ни в «Римини», ни в «Барселоне», нигде он больше не смог повторить и десятой доли миланских успехов. Не снискал аргентинец лавров и, вернувшись в «Интер» в 1973 году. Судьба отмерила ему один сезон повторного погружения в неповторимую атмосферу «Сан-Сиро», который наверняка, как и тринадцать лет назад ждал от «мага» новой порции чудес, но так и не дождался.

Окончательно отойдя от дел, Эррера первое время потрудился на комментаторском и обозревательском поприще, а ближе к концу 80-ых обрёл тишину и покой в Венеции, пригревшись у созданного любимой женой домашнего очага. Жизнь великого тренера оборвалась 9 ноября 1997 года. Главный герой всех лирических од и баллад, посвящённых утопающей Венеции, простой гондольер доставил гроб с телом на кладбище «Сен-Мишель», где оно и было предано земле. Могила Эрреры довольно быстро превратилась в место паломничества игроков звёздного «Интера», болельщиков миланской команды, и простых ценителей футбола, привыкших почитать людей, всецело посвятивших себя прекрасной игре, независимо от их клубной принадлежности.

В памяти одних Эррера навсегда останется вторым отцом, обеспечившим удачное стечение футбольных судеб, для вторых он во веки веков будет добрым волшебником, подарившим не имеющие цены минуты неподдельного счастья, третьи запомнят его, как человека всецело посвятившего себя великой игре и отдавшего ей все силы. Не сомневаюсь, найдутся и четвёртые, согласные с создателем легендарного «Ливерпуля» Биллом Шенкли. Согласно их позиции, Эррера уйдёт в историю «типом, готовым любому перегрызть глотку ради победы». Но разве можно вменять фетишистское стремление к победе в вину человеку, возжелавшему повертеться в футбольном водовороте? Намного правильнее признавать эту черту его большой заслугой.

Незадолго до смерти он сам дал лаконичную и очень искреннюю оценку творчества на футбольной стезе: "Почти за сорок лет тренерской работы я не подвёл ни один клуб. Другое дело, что сборные, которыми я руководил, не побеждали в чемпионатах мира, но в этом нет моей вины"...

Лучшей эпитафии, завершающий жизненный путь гениального человека не представляется возможным придумать.

Источник: http://www.barcamania.com/club/managers/1.html

Отредактировано Veadel (2013-04-28 14:54:39)