Футбол Западного Полушария

Объявление

Telegram - канал о футболе Южной Америки! https://t.me/GarrafaSanche

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Футбол Западного Полушария » Жизнь и спорт Западного Полушария, кроме футбола » Кто открыл Америку? Немного истории западного полушария


Кто открыл Америку? Немного истории западного полушария

Сообщений 1 страница 20 из 25

1

Так для общего развития (большинство фактов притянуты за уши, да и сайт слегка не серьезен, но интересно, когда нет хорошего футбольного матча):

ОПЕРЕДИВШИЕ КОЛУМБА.

Недавно человечество отметило 500-летие открытия Америки Христофором Колумбом. Но давайте – в который уже раз – зададимся вопросом: был ли Колумб первооткрывателем Нового Света? Конечно, тут можно возразить: может быть, и были у него предшественники, ну и что из того? Ведь их открытия не произвели такого эффекта и не имели таких последствий, как плавания Колумба! Да, пусть плавали через Атлантику кельты, финикийцы, норманны, ходили через Тихий океан китайцы… А Новый Свет по-прежнему оставался неоткрытым… Утверждать так нельзя. И вот почему.

Многочисленные «мелкие» доколумбовы открытия Нового Света тоже оставили значительный след в истории. И свидетельство тому не только участившиеся открытия финикийских и кельтских письмен на скалах в Северной и Южной Америке. (Кстати, совсем недавно американский ученый Дж. Сэвой обнаружил образчики финикийского письма на каменных глыбах неподалеку от местечка Гран-Вилайя в 600 километрах к северу от Лимы, в Перу. А от андских вершин, где лежит поселок, ведут к рекам, впадающим в Амазонку, древние каменные дороги…)

Куда более значительные свидетельства контактов найдены специалистами, которые вроде бы и не занимаются связями между континентами и взаимным влиянием культур. Взять хотя бы искусство энкаустики (особого покрытия поверхностей предметов из воска и древесной смолы), которое возникло, как считают, в Древнем Египте за три-четыре тысячелетия до нашей эры и достигло расцвета в Древней Греции в V-IV веках до н. э. Советский исследователь Т. Хвостенко заметила, что и в Южной Америке, и на острове Пасхи в Тихом океане также применяли восковые краски, причем различные образцы американской энкаустики несут на себе влияние как древнеегипетской, так и древнегреческой энкаустики. Это утверждает человек, совершенно не заинтересованный в победе той или иной группировки – диффузионистов или изоляционистов – сторонников и противников доколумбовых контактов!

А табак! Ведь следы табака нашли в захоронении фараонов, но родина его – Латинская Америка.

А эвкалиптовое масло! Родина эвкалипта – Австралия, но попало оно в Египет задолго до начала нашей эры.

Словом, на вопрос: так кто все же открыл Америку? – мы можем утвердительно заявить: открывали многие и в разные эпохи, а Колумб поставил последнюю точку в многотысячелетней эпопее трансокеанских плаваний в Новый Свет.

498 лет назад впередсмотрящий Родригес де Триан первым увидел на горизонте неведомый берег. То был крошечный Гуанахини из группы Багамских островов неподалеку от сегодняшней Флориды. С тех пор – вот уже пять столетий – идут споры на тему: кто же был первым?

Проникая все глубже и глубже в дебри Центральной и Южной Америки, последователи генуэзского морехода восхищались совершенными пирамидами, многолюдными городами, величественными каменными дворцами и нс могли поверить, что все это создали сами «слуги дьявола», как окрестили жителей Нового Света первые конкистадоры. Корни всего этого нужно было непременно искать в Старом Свете. Те первые исследователи не могли допустить того, что сходные цивилизации возникали независимо в разных частях света – на территории сегодняшних Мексики, Гватемалы, Ближнего Востока, Египта… Ученые придут к этой мысли позже, через века, а пока все, абсолютно все похожее объяснялось «привнесением». Сама по себе эта теория, носящая название «диффузионизм», не лишена смысла, и мы поймем это, знакомясь с некоторыми предшественниками Колумба, но не будем возводить ее в абсолют.

Первыми в ряду гипотез, окружающих тему доколумбового открытия и колонизации Нового Света, идут местные американские версии о потопе, которые довольно тесно переплетаются с библейскими.

У майя действительно существовало предание о страшном наводнении, четырежды разрушавшем их города. Отголоски этого мифа прослеживаются на рисунках безвестного художника, имеющихся в так называемом Дрезденском кодексе майя. На самом деле в этой гипотезе не было ничего фантастического – подобные мотивы не обязательно было передавать друг другу из Старого Света в Новый: предания являлись отражением реальных событий, катаклизмов, происходивших за тысячелетия до нашей эры.

Потом испанский хронист Б. де Лас Касас первым выдвинул версию о том, что в Новый Свет переселились «колена Израилевы», после того как ассирийцы разгромили Израилево царство. У Касаса имелись для этого основания: элементы раннего христианства находили в религии майя и у других этносов Центральной Америки, и от этого трудно было отмахнуться. К тому же нечто похожее на кресты обнаруживали издавна в индейских храмах. Как тут не вспомнить и знаменитый Параибский камень из Бразилии, повествующий о плавании выходцев из Восточного Средиземноморья (о нем отдельный рассказ)? Некоторые современные исследователи в ироническом стиле отметают эти версии как «маловероятные». Но какие веские контраргументы они могут выставить против самой возможности посещения Нового Света жителями Средиземноморья в древности? Только лишь то, что культуртрегерство издавна считалось у наших ученых-этнографов страшным грехом, который позволительно было хулить со всех трибун и в каждой второй книге по этнографии.

Приблизительно в 335 году до н. э. греческий философ Аристотель предложил список 178 восхищающих его чудес, относящихся ко всякого рода явлениям в области истории и знаний об окружающем мире. Описывая чудо под номером 84, он замечает: «Говорят, что в океане за Геркулесовыми столбами карфагеняне нашли необитаемый остров. Там растут самые разные деревья, реки судоходны, есть необыкновенные фрукты всех сортов; много дней пути до этого острова… Людям не следует часто бывать на этом острове, вступать во владение землей и вывозить богатства карфагенян».

Традиционно мыслящий археолог, подытоживая этот абзац, указывает, что земля эта, без сомнения, относится к Англии, если Аристотель на самом деле когда-нибудь писал «такую чушь».

Мы не думаем, что Аристотель имел в виду Англию. Считаем, что он имел в виду Америку. Он был старательным ученым, обращал внимание на подробности. Если бы он имел в виду Англию, то упомянул бы необитаемый остров как место, где карфагеняне получали олово и янтарь. Мы также думаем, что он мог бы тогда гораздо точнее указать его географическое расположение. А ведь он просто указывает, что остров расположен на расстоянии многодневного путешествия.

Мы рассказали об этом для того, чтобы можно было наглядно проследить, насколько по-разному можно интерпретировать факты древней истории. Вообще тема Атлантики, легендарных островов на ней и, в частности, Атлантиды как «перевалочного пункта», связующего звена между двумя мирами – Старым и Новым Светом – слишком обширна и загадочна, чтобы пройти ее мимоходом, не связывая с темой доколумбовых контактов. Она еще ждет своих исследователей с непредвзятыми взглядами. Наиболее серьезно, как нам кажется, подошли к изучению феномена Атлантиды австрийский этнограф и лингвист Д. Вельфель, немецкий этнограф Л. Фробениус и некоторые другие ученые, их последователи. Нам представляется, что один из ключей к разгадке ее тайны и соответственно самых ранних контактов с Новым Светом лежит в изучении этносов так называемой Белой Африки, территории, занятой сегодня великой пустыней. Ведь именно в преданиях племен, населяющих, в частности, марокканский Атлас, есть отголоски преданий об Атлантиде.

Можно долго спорить, заставляя чашу весов колебаться в пользу той или иной версии, – здесь все осложняется тем, что в распоряжении специалистов пока что не так много данных, которые позволили бы поставить точку в спорах. Археология предоставляет аргументы то одной, то другой стороне. Примечательно то, что путешественники, такие, как Т. Хейердал или Т. Северин, моделирующие древние плавания, становятся сторонниками именно диффузии культур, тогда как кабинетные ученые тяготеют к изоляционизму. Это симптоматично.

Кто знает, куда заведут исследователей новые изыскания в области доколумбовых контактов. Давайте нс будем категоричными в выводах и проявим терпение к мнениям оппонентов. Используя опыт предшественников.

Давний, ставший уже традиционным спор на тему: кто же был первым?… Скорее всего, никто. Вернее, наоборот, все были первыми, ибо открывали для себя разные части Нового Света. По-разному относились к своим открытиям. А петом наступил 1492 год, и появился Колумб, который собрал воедино и использовал опыт предшественников. Кто же помог ему ступить на землю Америки?

Северная прелюдия

В 1477 году Колумб совершил путешествие на север. По некоторым сведениям, был в Исландии. По другим – не был. В Бристоле он побывал, это доказано, и к этому мы еще вернемся. Но вот плавал ли Колумб от Бристоля дальше на север? Известный канадский полярный исследователь Вильямур Стефанссон утверждает, что зима 1476/77 года в полярных областях была мягкой. В такие зимы парусникам без труда удается проникать далеко на север, до широты острова Ян-Майен.

Решительно никаких доводов у противников северной экспедиции Колумба нет. Спорно и загадочно другое – сумел ли он во время своего плавания к берегам Исландии получить важные сведения о выдающихся открытиях скандинавов в Западной Атлантике – плаваниях Лейфа Эйриксона, открытии Гренландии и поселениях там норманнов, о плаваниях и приключениях принца Мадока? (О них еще будет рассказ.) Кто еще мог поделиться с путешественником своим опытом плаваний в Новый Свет?

Теплая зима 1477 года шла к концу, когда ставший впоследствии знаменитым генуэзец возвращался из северного вояжа. Позади остались студеные моря и огнедышащие горы Исландии. Какие мысли бродили в голове морехода?

Но предположим даже, что Колумб не был в Исландии. «Существование земель в Арктике и Субарктике, найденных норманнами, отнюдь не было тайной для современников Колумба», – справедливо отмечает в послесловии к книге Дж. Энтерлайна «Америка викингов» Тур Хейердал. Об открытии Винланда, лежащего к западу от Гренландии, говорилось уже в «Географии Северных Земель» Адама Бременского в 1070 году, за 400 с лишним лет до плаваний Колумба. И даже если он не был в Исландии, то мог получить интересующие его сведения у побывавших там мореходов.

Норманны никогда не делали секрета из своих исследований в Винланде, всю важную информацию тотчас сообщали римской церкви. Колумб был ревностным католиком, разделяя как миссионерские амбиции церкви, так и прогрессивные ее географические воззрения. Этим и можно объяснить, почему он с таким упорством убеждал генуэзцев и королевские дворы атлантических стран прислушаться к его смелому утверждению: за Атлантикой есть земля, и путь до нее составляет четверть того расстояния, которое предполагают ученые мужи!

Дыхание Нового Света

В 1473 или 1474 году, когда Колумб начинал свою морскую карьеру, времена были смутные: на востоке свирепствовали турки, у итальянских берегов гуляли пираты. Португалия по-прежнему оставалась великой морской державой. До конца XIV века о ней в Европе знали мало – страна была обращена в сторону Атлантики, в то время плохо знакомой. К исходу века она перехватила эстафету морских экспедиций средиземноморских стран.

На рынки Лиссабона и Сагреша потекли караваны невольников. В 1419 году португальцы закрепились на Мадейре, чуть больше десятилетия спустя на Азорах. Острова эти, еще не обитаемые, но богатые лесом и пресной водой, лежали на ближних подступах пока не хоженных путей, что вели в «страну заходящего солнца».

На острове Мадейра Колумб бывал не раз. До 1472 года в Фуншале на улице Эшмерадду стоял его дом, где, по местным преданиям, он всегда останавливался. На Мадейре Колумб торговал книгами и картами. В те времена уже нетрудно было достать издания карт Птолемея и других ученых как древности, так и современных. Португальские годы стали для Колумба временем учебы. Правда, сам он не раз признавался, что неискушен в науках. Но все, что необходимо было для осуществления его планов, он изучал с рвением необычайным.

Какие же они, эти кирпичики, из которых строилось здание его уверенности? Что толкнуло в неведомое, в море-океан?

Сын Колумба – Фернандо и хронист Лас Кавас со слов мореплавателя рассказывают о том, что слышал Колумб от моряков. Некто Мартин Висенти поведал генуэзцу о том, что в 450 лигах (2700 километров) от мыса Сан-Висенте он подобрал в море кусок дерева, искусно обработанный каким-то явно не железным предметом. Другие моряки встречали на широте Азорских островов лодки с шалашами. Видели и огромные стволы сосен, приносимые к берегам западным ветром. Попадались трупы широколицых людей, явно не христианского обличья. Так мало-помалу давал о себе знать огромный материк на западе…

Рассказ о «неизвестном кормчем» (генуэзец встретился с ним на острове Мадейра в 80-е годы XV века), сообщившем Колумбу сведения о землях за океаном, мы обнаружили у Лас Касаса, а также у Гонсало Фернандеса Овьедо-и-Вальдеса в труде «Всеобщая и естественная история Индий». Некоторые утверждают, что этот капитан, кормчий, был андалусийцем; другие называют его португальцем; третьи – баском; иные говорят, что Колон (так в действительности звали морехода) находился тогда на острове Мадейра, а некоторые предпочитают говорить, что на островах Зеленого Мыса и что именно туда была отнесена его каравелла…

Лиссабон – колыбель атлантического мореходства европейцев. Именно здесь родились легкие каравеллы и тяжелые «науш редондуш», здесь учились европейцы морскому ремеслу. За похищения секретных морских карг рубили головы, тайны открытий оберегались сурово и бдительно. Не тут ли таится ответ на вопрос: почему молчал Колумб о своих беседах с северными мореходами? Он берег и множил эти крупицы знаний об Атлантике и землях, что лежали за ней!..

К Земле Трески

В Лиссабоне, городе, где Колумб провел годы учебы, на современной авениде Свободы в фешенебельном отеле стена просторного холла занята мозаичным панно: бородатый «морской волк» стоит на носу каравеллы и всматривается в туманную даль. Внизу надпись – «Жуан Кортереал. Открыватель Америки в 1472 году». За некие таинственные плавания его удостоили титула губернатора города Ангра на азорском острове Терсейра. Давайте попробуем разобраться в загадке Кортереала.

Документальное подтверждение его путешествия впервые было четко изложено в небольшой книге датского историка С. Ларсена «Открытие Америки за 20 лет до Колумба». Почему датского? Какое отношение имела Дания к португальским открытиям в Атлантике? Как выясняется, самое непосредственное. Оказывается (об этом свидетельствуют рукописи королевского архива), король Португалии Афонсу V дал санкцию на экспедицию, осуществлявшуюся двумя норвежскими капитанами – Дидриком Пайнингом и Гансом Пофорстом. В качестве наблюдателя при экспедиции находился Жуан Ваш Кортереал, представитель короля Португалии. Скорее всего именно он и был руководителем предприятия.

Первые попытки заполучить на португальскую службу скандинавских мореходов относятся еще к 1448 году – об этом пишет известный хронист Гомеш Эаниш ди Азурара. Он подробно рассказывает о том, как некий Валларт, датчанин, прибыл ко двору инфанта Энрике (будущего Генриха Мореплавателя) в Сагреше и был назначен главой экспедиции на острова Зеленого Мыса. Она закончилась печально. Известно, что Валларт и еще несколько человек команды были захвачены в плен местными жителями, и с тех пор их больше никогда не видели. Таких эпизодов Ларсен приводит множество. Так что, выходит, отношения с Данией были длительные и прочные. Смерть Генриха Мореплавателя не прервала этих контактов, а только подтолкнула к продолжению задуманного инфантом – поиску северо-западного пути через Атлантику.

Здесь мы подходим к самому загадочному месту в нашей истории. Король Афонсу решил финансировать эту экспедицию в надежде на то, что будет найден северный морской путь в Азию и Индию. Но не существовало никаких доказательств возможности этого путешествия. И вот нашли письмо Карстена Крипа, бургомистра немецкого города Киль, королю Дании Кристиану III. В письме, написанном 3 марта 1551 года, говорится, что его автор, Карстен Крип, видел карту Исландии с изображением неизвестных предметов, обнаруженных в этой стране. Далее утверждалось: карта подтвердила, что дед его королевского величества, Кристиан 1, послал экспедицию по просьбе короля Португалии к новым островам и материку на северо-западе.

Дедушка получателя письма правил Данией с 1448 по 1481 год. Не о Кортереале ли идет речь в том письме? История экспедиции Кортереала в Америку полна белых пятен по вполне понятным причинам: португальцы неохотно расставались со своими морскими секретами.

Итак, датский король послал двоих – Пайнинга и Пофорста. Пайнинг был пиратом, плавал под своим и британским флагами, занимал в Дании несколько значительных постов. В конечном счете он стал губернатором Исландии, возможно получив это место в качестве награды за участие в экспедиции Кортереала. Пофорст, близкий друг Пайнинга, тоже был пиратом.

Отправной пункт экспедиции неизвестен, хотя резонно предположить, что ее участники вышли из Норвегии или Дании и последовали к Исландии. Оттуда они пошли в Гренландию, а потом в Новый Свет. Судовой журнал не велся, и вычислить курс экспедиции удалось при помощи более поздних разбросанных в различных источниках свидетельств. Но тем не менее эти показания, хотя их и немного, убедительно доказывают факт присутствия Кортереала в Америке в 1472 году. Взять одно из них – знаменитый глобус Мартина Бехайма 1492 года. На нем живописно представлены не только Скандинавские страны, но и земли к западу от Исландии, которые имеют удивительное сходство с Новой Шотландией, Ньюфаундлендом и заливом Св. Лаврентия и которые традиционно именовались Землей Трески. До Бехайма такого глобуса никто не изготавливал. Но откуда он тогда получил эти сведения?

Удалось выяснить, что Мартин Бехайм, знаменитый немецкий астроном и картограф, женился в 1486 году на Жоане ди Мандо. Красивая девушка была сестрой зятя Кортереала – ди Утра, и молодожены поселились на одном из Азорских островов – Терсейре, которым управлял престарелый Кортереал. Бехайм жил там четыре года. Глобус сделан в 1492-м. Значит, в течение нескольких лет Бехайм жил по соседству с Кортереалом и, без сомнения, проводил много времени в беседах с губернатором, выслушивая и запоминая все самое интересное о далеких морях, которые тот посетил в 1472 году. Сравнивая глобус Бехайма с более поздней картой того же района, выполненной Джоном Кэботом, ученые убедились: первый – лучще! А что, если Колумб видел этот глобус незадолго до того, как отправился в Америку?

Судьба открытия Кортереала печальна. Экспедиция оказалась под такой завесой секретности, что об открытии никто ничего не узнал. Будь известия о вояже обнародованы, не пришлось бы человечеству праздновать 500-летие открытия Америки в 1992 году?

Загадочным моментом в этой экспедиции остается договор между Португалией и Данией, который предоставлял Кристиану 1 право на все земли, открытые во время поисков. Возможно, португальский король не догадывался о подлинном значении открытия новых земель, счел их никчемными. Но ситуация быстро изменилась, когда стали известны результаты плаваний Колумба. После 1494 года король дважды предоставлял исключительное право Гашпару и Мигелю Кортереалам, сыновьям Жуана, на «острова и материк», открытые отцом…

12 мая 1500 года король Мануэл подписал дарственную, по которой Гашпару Кортереалу и его наследникам предоставлялись длительные права на земли, которые он «за свой счет и на свой риск намеревался открывать заново или искать». Заметим, «открывать заново» явно указывает на то, что старый Жуан Ваш нашел-таки землю и что Гашпару намеревался найти ее снова и предъявить на нее законные права Португалии!

Во время своей третьей экспедиции в 1501 году Гашпару бесследно исчез. Год спустя Мигел отправился на поиски брата, а заодно и земель, обнаруженных им ранее. И перед тем как он ушел в плавание, король гарантировал ему такие же права, указав, что половина земель, найденных его братом, станет собственностью Мигела.

Дальнейшая судьба Мигела Кортереала тоже теряется в тумане столетий.

Атлантическое ннтермеццо

В начале нашего века вышла двухтомная книга американского колумбоведа Г. Виньо «Критическая история Христофора Колумба». В ней впервые высказывается предположение, что Колумб шел открывать не берега Восточной Азии, а острова Атлантики, о которых до него уже знали другие мореплаватели. Идея же о плавании в Страну великого хана зародилась, как представляет Вильо, уже после возвращения из первого путешествия. Через 20 лет эту теорию поддержал аргентинский историк Р. Карбия, а позже в ее пользу высказывались и другие ученые, в том числе и советские. Контрдоводы есть, но их не настолько много, чтобы отмести эту гипотезу, что называется, с порога. Каковы они? Верительная грамота великому хану, выданная за 11 месяцев до возвращения Колумба из первого плавания, – раз. Толмач, знавший восточные языки, прикомандированный к команде, – два. Пометки морехода на полях книг, им читанных, – три. Но не было ли это запланированной серией хорошо продуманных фальсификаций? Ради чего? Да ради того хотя бы, чтобы скрыть подлинные цели экспедиции – достичь богатейшей земли и ни с кем не делиться! Средневековые монахи были не так глупы, как это зачастую преподносится. На подготовку плавания они потратили килограммов десять золота. Но подсчитайте: по самым скромным подсчетам, за 300 лет владычества в Латинской Америке Испания вывезла оттуда столько ценностей, что их стоимость соответствовала трем миллионам килограммов золота. Было ради чего постараться, обеспечивая власть над Новым Светом!

Уже Аристотель в IV веке до н. э. сообщает об островах в океане по ту сторону Геркулесовых столбов. Вполне вероятно, сообщения древних и античных авторов покоились на сведениях об открытии Мадейры, Канарских и, может быть, Азорских островов. Как видно из книги ирландского монаха Дикуила (VIII– IX века), в монастырях читали сочинения древних авторов, отыскивая указания о далеких Счастливых островах. Остров Брандана «путешествует» по средневековым картам: на венецианском портулане (компасной карте) 1367 года он – на месте Мадейры, а на глобусе Бехайма – западнее островов Зеленого Мыса.

Еще одной загадочной точке на карте – Земле Бразил – повезло больше: она не исчезла с карт, как остров Брандана, а блуждала до начала XVI века, пока не превратилась в восточную часть Южноамериканского материка. Кстати, когда Педру Кабрал открыл Бразилию в 1500 году, он назвал ее Санта-Круш, и это название было признано повсеместно европейскими картографами в XVI веке. Но только не французскими! Они всегда называли ее именем Бразил. Это слово издавна применялось в описаниях ценных пород красного дерева. И именно так называли открытые задолго до португальцев земли в океане дьеппские купцы. (Еще один шаг к Колумбу.)

А были и остров Семи городов, и Ангилия. Эти миражи сыграли свою роль в истории географических открытий. Они казались Колумбу при составлении его проекта надежными этапами на пути к западу. А может, и не такие уж и миражи? Ведь привели же испанцев в XVI веке во внутренние районы Северной Америки именно поиски легендарных Семи городов…

Еще один поразительный момент. В десятилетия, предшествовавшие плаваниям Колумба, географические воззрения претерпели серьезные изменения, произошел как бы переход от правильных взглядов к неправильным. На картах наблюдаются удивительные превращения. Страны Восточной и Юго-Восточной Азии непомерно разрастаются, и их перемещают все дальше к востоку, то есть к берегам Западной Европы. Появляются несуществующие реки, горы, озера, фантастические страны.

Картографы основывались на практических данных – такой вывод напрашивается сам собой, он покоится на истории картографии – науки, неразрывно связанной с практикой и базирующейся на накопленном опыте. Причины ломки старых воззрений, считают некоторые исследователи, заключаются в целом ряде каких-то сообщений путешественников. Причем не одного, а многих. Картографов информировали о землях на западе, и они, приписывая их Азии, рисовали на своих портуланах.

«Индии» становятся ближе

Остров Бразил искали и купцы из Бристоля, центра рыболовства в Северной Атлантике. Торгуя в основном с Ирландией, купцы поначалу не ходили в дальние моря. Но в 60-е годы XV столетия они стали проявлять повышенный интерес к фантастическим островам в океане. Наверное, не случайно. Явно купцы получили интересные сведения от исландцев. То, что европейские картографы давно узнали о Гренландии, уже доказано. На карте 1467 года Клаудиуса Клавуса уже имеется множество местных названий населенных пунктов гигантского острова.

В свое время испанский историк Луис Андре Виньерас опубликовал письмо, найденное в государственном архиве Ивдий в Симанкасе, проливающее свет на историю открытия Америки. На испанском языке, без даты, оно было написано Джоном Дэем, англичанином, некоему официальному лицу – великому адмиралу, который оказался не кем иным, как гранд-адмиралом Кастилии Христофором Колумбом. Письмо свидетельствовало о хороших географических познаниях отправителя и доказывало, что между этими двумя людьми имела место переписка, обмен книгами и информацией о плаваниях английских моряков.

Данное письмо посвящено удачному плаванию из Бристоля неизвестного путешественника через океан в страну, которую Дэй называет Страной Семи городов. По многим характерным данным, и в том числе по большой пенсии, назначенной королем этому человеку по возвращении, можно определить и самого путешественника – Джона Кэбота, который в 1497 году обследовал значительную часть Ньюфаундленда и побережья материка. В письме, однако, говорится еще, что ранее путешественник совершал менее удачные вояжи из Бристоля. По данным Виньераса, это было в 1480, 1481 и 1491 годах. А может, и раньше?

Фобс Тейлор, профессор Института механики, специалист в области истории промышленности и торговли, обнаружил новые доказательства плавания бристольских мореходов в сторону Нового Света. Ор пришел к этому после изучения подробных коммерческих отчетов, включающих таможенные списки грузов, которые каждое судно ввозило в Бристоль и вывозило начиная с 1479 года.

Согласно декларации капитаны судов вели торговлю с Ирландией. Однако зачастую странный состав грузов и чрезмерно длительные плавания наводят на мысль о какой-то тайне.

Ф. Тейлор проанализировал характер грузов и рейсы судов. Вот типичный маршрут одного из кораблей («Кристофера»), который принадлежал Моррису Таргату. Он отбыл из Бристоля якобы в Ирландию 17 ноября 1479 года и вернулся 11 марта 1480 года, то есть через 115 дней. Отчего же плавание «Кристофера» было таким продолжительным? Причиной его задержки не могли быть сильные ветры в Бристольском заливе, так как иные суда трижды проделывали за тот же срок рейсы к берегам Ирландии и обратно. Маловероятно, чтобы корабли ходили во Францию или Испанию, ибо такой груз – а это были пять тонн забракованного вина – везти туда все равно что отправлять в Ньюкасл шлак вместо угля. Одно из двух: либо Таргат проводил попусту время в поездках в Ирландию, либо он водил суда далеко на запад и осуществлял там свои необычные коммерческие сделки…

15 июня 1480 года судно Джона Дэя-младшего покинуло Бристоль и направилось в сторону острова Бразил, к западу от Ирландии, но вскоре вернулось, пострадав от непогоды. 6 июля 1481 года два судна «Джордж» и «Троица» из Бристоля, принадлежавшие Томасу Крофту, покинули порт, чтобы найти в океане остров под названием «Бразил». И таких вояжей было много. Об их результатах мы пока ничего не знаем.

Испанец Педро де Айала докладывал из Лондона в 1498 году королевской чете Фердинанду и Изабелле: «Эти из Бристоля уже семь лет посылают каждый год флотилии из двух, трех, четырех каравелл на поиски острова Бразил и Семи городов…»

Кому было выгодно плавание генуэзского морехода в «Индии»? Кто, зная или догадываясь о грядущих несметных сокровищах, поддержал искателя новых дорог? Колумбу помогали архиепископ толедский, кардинал Педро Гонсалес де Мендоса, хранитель казны короля Луис де Санганхель. Они были связаны с купцами и банкирами Кастилии и Арагона. И на вопрос: кому это нужно? – могли однозначно ответить: нам!

Западный путь на Восток… Не о нем ли грезили поколения генуэзских купцов, когда турки перекрыли дороги к Черному морю и захватили Константинополь? Именно эти люди одолжили кастильской короне деньги для снаряжения первой и второй трансатлантических экспедиций. Именно они впоследствии стали управлять торговыми домами в колониях Нового Света – «Индиях».

Король Фердинанд. Его в те годы волновали проблемы Неаполя и Сицилии, Сардинии и Алжира. Он гасил пламя крестьянской войны в Каталонии, тратил силы и средства на Гранаду. А деньги на сомнительное предприятие дал!

Королева Изабелла. Она была моложе и мудрее своего мужа. Мила и обходительна с нужными ей людьми. Острый ум и отличная память позволяли ей блестяще вести государственные дела. Колумб молился на нее всю жизнь.

Так кому же была выгодна экспедиция? Конечно же им, католическим королям, которые мечтали о великой кастильско-арагонской империи, владеющей чудо-городами в Китае, Индии… А может быть, и не Индии? Кто знал, что лежит там, за океаном?..

В дневнике Колумба мы обнаружили отсутствие колебаний при выборе маршрута, а также при самом передвижении в огромном, казалось бы, неведомом океане. Суда шли до Канар и оттуда на широте этих островов – к Новому Свету. То есть на всем протяжении маршрута они постоянно пользовались восточными пассатами и благоприятными течениями в океане. То был лучший для парусников маршрут в Атлантике.

Д. Цукерник, историк из Алма-Аты, замечает, что, двигаясь по неизвестному маршруту, кораблям следовало бы идти только в светлое время суток, а ночью либо останавливаться, либо замедлять плавание, чтобы не натолкнуться на остров или другую землю. Но каравеллы шли полным ходом днем и ночью, как будто кормчий был уверен, что никаких неожиданностей нет и не будет…

Колумб перед отправлением с Канарских островов вручил капитанам кораблей пакеты, написав на них, что вскрыть их можно только в случае разьединения бурей. Там было сказано, по Касасу, чтобы при отдалении судов на 700 лиг от Канарских островов они не двигались ночью. 700 лиг – это 4150 километров. Восточные острова Карибского архипелага находятся от Канар примерно на таком расстоянии… Откуда адмирал знал об этом?

Проблема возвращения домой встала перед участниками экспедиции в первые же дни плавания. Морские течения и пассаты пугали членов команды. Матросы думали, что они станут неодолимым препятствием для возвращения домой. Единственным человеком, сохранявшим спокойствие и невозмутимость, был Колумб. Он успокаивал моряков, уверяя, что обратно они поплывут тоже с попутным ветром.

Обратно флотилия шла на северо-восток и более двух недель уверенно продиралась сквозь ветры и волны именно в этом направлении. Там она попала в зону постоянно дующих западных ветров и течения, ими образованного. Затем суда круто повернули на восток ила большой скорости подошли к Азорам. То был лучший маршрут из Старого Света в Новый!

Друг детства Колумба и участник его второй экспедиции Микеле ди Кунес в письме от 15-28 октября 1495 года писал, что, когда Колумб заявил, будто Куба – это берег Китая, один из участников плавания с этим не согласился и большинство спутников тоже. Тогда адмирал прибег к угрозам и заставил людей произнести заранее подготовленную клятву, что они согласны с ним во всем и обязуются никогда не высказывать иных взглядов. Так руководители экспедиции распространили лживые сведения, будто бы открытые земли – Азия и цель экспедиции лишь достичь ее.

Варфоломе Колумб, брат и сподвижник Христофора, показал: «В те времена, когда брат ходатайствовал об этом (о плавании. – Авт.), над ним издевались, говоря, что он, наверное, хочет открыть Новый Свет». Ни в средневековье, ни в иное время Азия никогда не именовалась так…

За Геркулесовыми столбами

…"Приговор" Рихарда Хеннига, известного немецкого историка географических открытий, автора четырехтомного труда «Неведомые земли», был, казалось, окончателен. «Можно считать установленным, – писал географ, – что до сегодняшнего дня не появилось ни одного заслуживающего доверия доказательства пребывания на Американском континенте представителей Старого Света в античное время». Действительно, 40 лет назад для такого заключения еще были основания. Но время работало на оппонентов Хеннига.

В IV тысячелетии до н. э. на восточных берегах Средиземного моря возникли поселения земледельцев и рыболовов. Жизнь прибрежных деревень была неотделима от моря. Оно давало им пищу и даже краску – улиток-багрянок. С древних времен финикийцы зарекомендовали себя прекрасными мореходами. Они многое переняли у вавилонян и ассирийцев, например формы некоторых судов и далеко выступающий вперед штевень.

В свое время финикийцы узнали от греков, что на далеком западе, где море соединяется с океаном узким проливом, лежит удавительная страца, откуда привозят дорогие металлы – олово и серебро. Финикийцы поплыли туда – и завязали отношения с иберами. На Пиренейском полуострове возник Кадис – западный форпост финикийской державы. Позже их важным торговым пунктом стала Сицилия, вслед за ней появились фактории на Сардинии и Корсике. А в IX веке до н. э. возник Карфаген, сыгравший огромную роль в дальнейшей истории Средиземноморья. Порт, верфи, лес мачт, разноязычная речь все делало город крупным морским центром античного мира. Улучшалось качество судов, финикийцы старательно собирали сведения о далеких землях…

В VI веке до н. э. Египет стал постепенно терять былое могущество на Ближнем Востоке и в Африке. Все чаще порты государства открывались для греческих кораблей. В Средиземноморье зарождалась новая морская сила – греки. Желая поднять престиж страны, фараон Нехо II приказал финикийским мореходам, находящимся у него на службе, обогнуть с юга Африканский континент. Это было великим подвигом древних. Рассказ Геродога сохранил для потомков удивительные подробности беспримерного плавания. Известно науке и о походе карфагенского адмирала Ганнона к берегам Гвинейского залива, и об экспедиции Гимилькона к Оловянным островам в Британию. Побывали финикийцы и на Азорских островах…

…Штормы не редкость в этом районе Атлантики. Громадные пенистые мутно-зеленые валы обрушиваются с невероятной силой на берег, дробя и разрушая скалы, размывая песок… «В ноябре 1749 года, после нескольких дней шторма, была размыта морем часть фундамента полуразрушенного каменного строения, стоявшего на берегу острова Корву (в группе Азорских островов. – Авт.). При осмотре развалин найден гаиняный сосуд, в котором оказалось множество монет. Вместе с сосудом их принесли в монастырь, а потом раздали собравшимся любопытным жителям острова. Часть монет отправили в Лиссабон, а оттуда позднее патеру Флоресу в Мадрид…»

Так рассказывал об удивительной находке шведский ученый XVIII века Подолин в статье, напечатанной в издании «Гетеборгский научный и литературный коллекционер» и снабженной таким подзаголовком: «Некоторые замечания о мореплавании древних, основанные на исследовании карфагенских и киренских монет, найденных в 1749 году на одном из Азорских островов».

«Каково общее количество монет, обнаруженных в сосуде, а также сколько их было послано в Лиссабон, неизвестно, – продолжал Подолин. – В Мадрид попало девять штук: две карфагенские золотые монеты, пять карфагенских медных монет и две киренские монеты того же металла… Патер Флорес подарил мне эти монеты в 1761 году и рассказал, что вся находка состояла из монет такого же типа. То, что они частично из Карфагена, частично из Киренаики, – несомненно. Их нельзя назвать особо редкими, за исключением золотых. Удивительно, однако, то, в каком месте они были найдены!»

Да, клад североафриканских монет обнаружили на одном из Азорских островов, расположенном на пути между Старым и Новым Светом. Сам по себе факт примечательный. И неудивительно, что на протяжении едва ли не двух сотен лет его достоверность оспаривалась. Бельгиец Мес в интересной книге об истории Азорских островов считал находку явным вымыслом «ввиду отсутствия каких бы то ни было иодцающихся проверке фактов». Но временное отсутствие достаточных доказательств еще не дает права отрицать исторический факт, и крупнейший географ конца XVIII – первой половины XIX века Александр Гумбольдт нисколько не сомневался в подлинности факта, о котором сообщил Подолин, снабдивший, кстати, статью изображениями найденных монет (надо думать, они и, сейчас хранятся в какой-нибудь шведской нумизматической коллекции). Мес намекает на то, что Флореса ввели в заблуждение. Но с какой целью? Для чего нужен был такого рода подлог? Для славы? Сомнительно.

Энрике Флорес был выдающимся испанским нумизматом, авторитет его велик и по сей день – его нельзя обвинить в неопытности или недобросовестности. Нашлись и такие, которые просто-напросто утверждали, что монеты украдены в Лиссабоне у одного из коллекционеров, а историю с кладом на Корву придумали для сокрытия преступления. Но это ух слишком! Подобный метод, как справедливо отмечает Р. Хенниг, вообще может положить конец любым исследованиям в области древней истории, поскольку не исключена возможность обмана при любых археологических раскопках. Отметает эту версию и самое простое рассуждение: зачем понадобилось красть именно такие мелкие монеты – ведь из девяти штук только две были золотыми! Никакой уважающий себя вор никогда не стал бы рисковать ради подобной мелочи. Наконец, подлинность находки может быть доказана еще и тем, что в то время, то есть в середине XVIII века, ни один мошенник не смог бы правильно подобрать столь прекрасную серию карфагенских монет, относящихся к весьма ограниченному временному периоду – 330-320 годам до н. э.

Возникает основной вопрос: кто доставил на Корву древние монеты? Может, средневековые арабские или норманнские корабли? Видимо, все-таки нет. Трудно предположить наличие жгучего интереса к древним монетам такого низкого достоинства у моряков средневековья, который бы заставил их взять с собой в дальнее плавание лишний груз старых монет, не имевших тогда никакой ценности.

Напомним, Карфаген посылал корабли через Гибралтар в Атлантику вдоль африканских берегов, и один из таких кораблей мог быть отнесен восточным ветром на Корву. Так считал еще Подолин. Современные ученые с этим предположением согласны. Они исключают гипотезу о том, что сосуд с монетами попал на остров с остатками полуразрушенного и покинутого командой судна. Морское течение проходит от Азорских островов прямо к району Гибралтара, поэтому дрейф против течения исключается. Несомненно, остров посетил корабль с командой.

Итак, примерно в 320 году до н. э. карфагенский корабль прибыл на Азорские острова, и африканские мореплаватели оказались на пути между Старым и Новым Светом…

А Новый Свет, был ли он знаком древним? В книге «Вариа историа», вышедшей в 1701 году и вобравшей множество свидетельств различных авторов античного мира, можно обнаружить такие сведения. В 371 году до н. э. карфагеняне отплыли из Кадиса, взяв курс на заходящее солнце. После долгого плавания они обнаружили огромный остров. Там было множество растительной и животной пищи, протекала большая река, земля манила безлюдностью. Многие карфагеняне осели в этих местах, другие же вернулись на родину и доложили сенату о плавании. Сенат решил сокрыть в тайне эти сведения, дабы не привлекать внимание врагов к открытым землям. Вернувшихся путешественников, вытянув из них все сведения, убили. Этот факт, переданный, как считают ученые, Аристотелем, лишний раз свидетельствует о скрытности и изобретательности финикийцев, которые использовали подчас дьявольские методы для того, чтобы утаить достижения соотечественников. Может быть, поэтому мы так мало знаем об их открытиях?

Одни специалисты полагают, что «огромным островом» было Атлантическое побережье Северной Америки, другие называют Бразилию. Вот что пишет древний автор Диодор Сицилийский: «За Ливией на расстоянии многих дней плавания в океане лежит остров больших размеров. Земля там плодородна, гориста, и немало там равнин прекрасного вида. По ним текут судоходные реки. В древние времена этот остров оставался неоткрытым, так как был удален от остального обитаемого мира, и был обнаружен только в позднее время по такой причине: с древних времен финикийцы много странствовали в целях торговли, основали колонии в Ливии и в западной части Европы. Обследовав район, находящийся за Геркулесовыми столбами, они были отнесены ветрами далеко в океан. После долгих скитаний их вынесло на берег острова, нами упомянутого…»

И далее Диодор сообщает очень важный факт: «Тирийцы, опытные мореходы, намеревались основать там колонию, однако карфагеняне опередили их в этом…» Страна, по Диодору, выглядела так: «Там имеются деревянные хижины, с любовью построенные, с садами, в которых есть фруктовые деревья всех видов. Холмистая местность покрыта дремучими лесами. Жители много времени проводят на охоте. Есть у них и рыба, ибо берега их родины омывает океан».

Откуда древние черпали сведения для своих поэтических и исторических произведений? Из источников, не дошедших до нас, или брали их непосредственно у открывателей новых земель на западе?

В 1949 году американские газеты обошло сообщение о том, что 85-летний Ф. Бейстлайн, учитель из штата Пенсильвания, нашел камень с едва заметными знаками. Находка заинтересовала ученых из Корнелльского университета. Оказалось, надпись на камне финикийская. Подобные камни находили и в Огайо в 1956 году. В графстве Ланкастер еще в конце прошлого века нашли финикийские бусы, они и сейчас находятся в местном краеведческом музее. Несколько камней с надписями обнаружены на реке Роаноке в штате Виргиния. Короткий железный меч, по мнению археологов – финикийский, найден в графстве Брунсвик, на Атлантическом побережье США. Там же выкопана из земли небольшая плита-жертвенник.

Подытоживая находки, археолог Р. Боланд пишет, что причины финикийских вояжей в Америку нужно искать в войнах карфагенян с греками, которые велись с 480 по 275 год до н. э., а вернее, в их последствиях. Когда в 480 году Карфаген проиграл войну греческому военачальнику Гелону, тот предложил условия мира – отменить обычай человеческих жертвоприношений богам. Но для финикийцев это было невозможно – слишком тесно связывалась их жизнь с этим религиозным ритуалом. Наиболее фанатичные приверженцы культа покинули Карфаген, чтобы искать убежища в далекой стране, где они смогли бы жить привычной жизнью.

В свое время на прибрежной скале в штате Массачусетс было найдено изображение корабля. Сейчас оно скрыто под водой. Эксперты, изучавшие рисунок, считают, что он сделан местным жителем, видевшим у берегов финикийский корабль. Почему именно финикийский? Потому что на верхушке мачты у него виден рей. Норманны, ставя судно на якорь, спускали парус и рей. Средиземноморцы же обычно сворачивали парус и цепляли за рей. Таким образом, профиль судна становился похожим на букву "Т".

Эти данные появились сравнительно недавно и нс успели еще в полной мере стать достоянием исследователей, занимающихся трансатлантическими связями в древности. Другое дело – надписи на камнях, найденные в конце прошлого века в Бразилии…

Основой для споров, длящихся десятилетия, стало опубликованное в конце 80-х годов прошлого века в иллюстрированном журнале «Нову мунду» сообщение Ладислау Нетту, директора Национального музея в Рио-де-Жанейро, об удивительной находке на реке Параиба камня с надписью. Самой надписи никто не видел: все, кто говорил о ней, ссылались на копии. Вот что было написано на камне: «Мы, сыновья Ханаана, мореходы и купцы, были изгнаны из Сидона на этот далекий остров, гористую землю, которую приняли за обитель богов и богинь. На 19-м году правления Хирама, нашего царя, мы вышли в море на десяти судах и два года плыли вместе, огибая жаркую страну. Потом мы разъединились и, испытав опасность, прибыли сюда – 12 мужчин и 3 женщины, – на этот лесной остров…»

Из надписи явствует, что мореходы прошли от Суэца до южной оконечности Африки. У мыса Доброй Надежды их галеры разбросала буря, и одно судно, влекомое течением, попало в Бразилию. Но противники теории трансатлантических доколумбовых связей не верят в существование плиты. На ученого, отстаивающего ее подлинность, американского востоковеда Сайруса Гордона обрушивается град насмешек: в кабинете-де легко придумывать небылицы о древних плаваниях. При этом оппоненты забывают, что в нашем веке совершались сотни плаваний моряков-одиночек на лодках, плотах, и каноэ, без карты и компаса через Атлантику, причем люди выбирали самые трудные, обходные маршруты, так как существует опасность столкновения с океанскими лайнерами. Обыгрывая выдвинутые негативные заключения специалистов, оппоненты Гордона не очень-то охотно вспоминают статью известного немецкого ориенталиста К. Шлоттмана, появившуюся сразу же после находки бразильского камня. Она была напечатана в 1974 году в серьезном научном журнале. «Если это фальшивка, – заключает Шлоттман свой анализ надписи, – то злоумышленник должен был быть прекрасным знатоком финикийского языка и обладать большим эпиграфическим талантом, ибо отдельные черты надписи не только финикийские, а, несомненно, сидонские. Трудно предположить, что такой знаток диалектов финикийского языка живет в Бразилии, да и в Европе их, наверное, не так уж и много…» Вообще сомнительно, чтобы кто-то из тех немногих, кто владел тайнами пунического письма, мог пойти на изготовление подцепки. Однако до сих пор поддинность Бразильского камня не признана!

Дело с параибской надписью надолго затмило остальные находки на территории Бразилии. Между тем там было обнаружено еще несколько плит. Немец Шенхатен изучал их целых 15 лет и признал финикийскими. А летом 1978 года печать облетело такое сообщение: в Колумбии, в старом захоронении около местечка Самака в округе Бойяка обнаружены фрагменты терракоты с финикийскими письменами. Нашли их случайно местные жители, которые явно не намеревались никого обманывать…

Непрочитанная страница кельтской истории

Есть в истории человечества страницы, прочитать которые науке пока до конца не удается. Что подвигло на длинные, полные опасностей странствия по планете первых мигрантов эпохи палеолита и неолита? Что заставило передвигаться по Европе и Азии целые группы племен в начале нашей эры? Каковы были мотивы обширных миграций африканских народов банту по средневековой Африке? На эти и многие другие вопросы мы только-только начинаем получать ответы.

Но если картина основных перемещений крупных этнических групп хотя бы схематично, но все же начинает проясняться, то «мелкие» миграции остаются по-прежнему в тени. А между тем именно их значение очень велико для последующей истории того или иного народа. Один из возможных вариантов подобной малой миграции и ее последствия стали объектом нашего интереса. Поводом ддя обращения к этой теме послужила небольшая заметка, появившаяся несколько лет назад на страницах английской газеты «Дейли телеграф»:

«…Согласно новым данным, полученным при изучении таинственных надписей на камнях в Новой Англии, – говорилось в заметке, – первым человеком, ступившим на землю Америки за тысячу лет до Колумба, был кельт – шотландец или ирландец. На заседании Эпиграфического общества Кембриджа, штат Массачусетс, обсуждался вопрос о пребывании кельтов в Нью-Хэмпшире и Вермонте. Самые важные свидетельства были найдены при археологических раскопках в местечке Мистери-Хилл в Северном Салэме, штат Нью-Хэмпшир, – надписи на языке огам, распространенном у кельтов. Доктор Барри Фелл, профессор Гарвардского университета, уже долгое время занимается переводом надписей и считает, что они относятся к периоду 800-300 годов до н. э. На т)дном из заседаний общества он высказал предположение: исходя из того что следы кельтов теряются здесь в глубине веков, можно считать, что они исчезли тут как самостоятельная этническая группа, смешавшись с местным индейским населением. Фелл и другие докладчики считают, что ранние кельтские поселенцы были потомками рыбаков, плававших в те времена в Атлантике. Вице-президент общества мистер Норман-Тотген заявил на это, что все надписи и сооружения созданы колонистами и фермерами в XVII– XVIII веках…»

Факт открытия кельтских письмен на территории США не новость для специалистов. Как и у всякой гипотезы, у этой тоже есть своя история. Ее сторонники утверждают, что кельты плавали в Америку до Колумба и оказали влияние на этническую среду и физический тип североамериканских индейцев. И доказательства тому – археологические находки и лингвистические совпадения в нескольких языках индейцев северо-востока Америки и у кельтов, легенды и предания местного населения. Оппоненты этой гипотезы категорически отрицают факт древних миграций и в большинстве своем основываются на одном положении, сформулированном Дж– Макинтошем в книге «Открытие Америки Христофором Колумбом и происхождение североамериканских индейцев», а именно: «Сходство между кельтскими и алгонкинскими (алгонкины – группа индейских племен Северной Америки. – Авт.) словами еще не означает, что индейцы – родственники ирландцев». Сторонники этого взгляда упускают из виду множество свидетельств в пользу кельтского присутствия в доколумбовой Америке и потому становятся необъективными. Да, действительно, из простых совпадений нескольких десятков слов в различных языках нельзя делать выводов об их родстве. Для доказательства последнего нужны более веские доводы, например генетическое родство, то есть регулярные сходства не только на фонетическом, но и на лексикограмматическом уровнях. Но все же…

Прежде чем перейти непосредственно к волнующей нас теме, остановимся на одном из пунктов, по которому скрестили копья противники и сторонники древних контактов. Речь пойдет о самой их технической возможности.

Часть ученых упорно настаивают на неспособности наших предков передвигаться по воде на значительные расстояния; они продолжают утверждать это даже после того, как Тур Хейердал и другие смелые исследователи доказали всему миру навигационные способности древнего человека и выносливость судов.

Но плавали ли по морям кельты? Вспомним описание морской битвы римлян с одним из кельтских племен, оставленное Цезарем: «Их суда были более плоскими, чем римские, нос поднят высоко, а корма приспособлена для ударов волн. Их суда целиком из дуба, а якоря снабжены железными цепями, паруса же – из крепких тонких волокон. Наши суда никак не могли повредить их корабли даже при помощи острых клювов, так велика была их сила…» Тут можно возразить, что это описание действительно только для рубежа нашей эры. Однако чтобы такие навыки развились, нужна была длительная мореходная практика, то есть база: мощные корабли кельтов, недоступные для римлян, не могли возникнуть на пустом месте.

Пути для древних кораблей в Атлантике достаточно четко определены течениями и ветрами. При выходе из Гибралтара или от юго-западных берегов Европы путешественников подхватывал южный рукав Гольфстрима и приносил в Вест-Индию – в Мексиканский залив, устье Миссисипи или во Флориду. При возвращении странники входили в северный рукав того же течения и шли по нему до Азорских островов, а от них попадали прямо туда, откуда пришли.

Другим маршрутом был путь через острова Северо-Западной Европы, Исландию, Гренландию, Баффинову Землю к Лабрадору. Плавали в основном на галерах – под парусами или на веслах. Этот вид судна был более плавуч и быстр, чем каравеллы Колумба и большинство кораблей первых послеколумбовых десятилетий. Галера, как полагают ученые, родилась в Черном море и азиатских водах задолго до того, как попала в Средиземноморье и Западную Европу. Одним из центров ее распространения была Колхида, и первые галеры выходили в Атлантику еще в третьем тысячелетии до нашей эры при древних египтянах…

Древние народы Западной и Северо-Западной Европы в определенной мере владели навыками астрономических наблюдений. В дальних плаваниях применялся компас из куска магнитного железняка, обычно метеоритного происхождения, вставленного в деревянную или тростниковую щепку, плавающую, в свою очередь, в чаше с водой. Древние норманны обнаружили, что кристалл кордерита имеет свойство менять цвет, будучи направленным в сторону солнца, независимо от того, видно ли оно или закрыто тучами. Такой прибор кельты могли позаимствовать у норманнов. Помощниками древних мореходов в океане были ястребы. Известно, что их брали с собой скандинавы, плавая в Исландию, использовали их и кельты. Эти птицы, выпущенные с корабля в Атлантике, держались в океане строго определенного направления – летели на остров Корву, один из Азорских островов. Именно поэтому арабы и португальцы называли эти острова Ястребиными, «асореш» по-португальски «ястребы».

Одним их пунктов повестки дня уже известного нам заседания Эпиграфического общества было обсуждение найденных надписей на огам. Огам – это не язык, а способ письма типа рунического, и возник он при более высоком культурном уровне людей, его создавших, чем руническое письмо. Во времена, когда на Крите распространилось линейное письмо В, кельтские суда уже плавали в Средиземном море. В своих странствиях кельты впитали множество культурных элементов, усвоили несколько систем письма. Огам был одной из разновидностей рунического письма, бывшего в употреблении у рыбаков и других прибрежных жителей Западной Европы. И вот надпись на огам обнаружена в Северной Америке, на противоположном берегу Атлантики…

По следам святого Брендана

Конец V века н. э. был суровым временем для Европы – войны, нашествия, междоусобицы заставляли людей искать пристанища в забытых Богом уголках Ойкумены. Одним из таких мест стала Ирландия, лежавшая в стороне от бурных европейских событий. Но остров был небольшой и всех страждущих вместить не мог. Перенаселение стало причиной того, что многие – и вновь прибывшие, и коренные жители – вынуждены были покидать остров. Жестокая необходимость эта не миновала и людей церкви. Для монахов, совершивших проступок, существовало такое наказание: провинившихся сажали в лодку и пускали в море на волю волн. Впрочем, находились отшельники, которых увлекала сама идея путешествия по волнам неведомого моря. Таким и был монах по имени Брендан. Как гласят хроники и легенды, он родился в 484 году в Ирландии в графстве Керри, хорошо учился, овладел основами астрономии, математики и навигации, много ездил по стране. В поездках Брендан собрал группу единомышленников. Они построили судно – курак – и вышли на нем в море.

Плавание было долгим и тяжелым. Первой землей на горизонте стал маленький остров с «потоками воды, низвергающимися с обрывов». Здесь странники нашли жилье и пищу. К этому описанию подходит остров Св. Килды из числа Гебридских островов. (Кстати, известно, что там существовало древнее ирландское монашеское поселение.)

Оттуда путешественники поплыли к другим островам: на одном были «стада белоснежных овец и реки, полные рыбы», на другом – «трава и белые птицы». По мнению исследователей, эти детали дают основание полагать, что Брендан и его спутники достигли островов Стреме и Воге из Фарерских островов.

Далее следовали два неопознанных острова: первый «с монашеством», второй с водой, которая «отупляет того, кто ее пьет». Сильные штормы увлекли курак Брендана на север, где он увидел «море как скисшее молоко» и «огромный кристалл». По-видимому, путешественникам повстречались битый лед и айсберг. Вскоре судно подошло к горам, «извергающим пламя, и красным скалам», «воздух там дышал дымами». По всей вероятности, то была Исландия. Шторм занес мореплавателей на пустынное побережье, где они жили некоторое время «в чреве кита», то есть укрывшись за толстыми ребрами китового скелета. Специалисты полагают, что пустынным побережьем, скорее всего, была Гренландия. После сильной бури и длительного плавания отважные путешественники оказались в «стране с солнцем, лесами и большой рекой, уходившей в глубь страны». Может быть, это было побережье полуострова Лабрадор и река Св. Лаврентия? Итак, если верить легенде, в IV веке состоялось плавание ирландцев в сторону Северной Америки. Но дошли ли они до нее?

Многие элементы ирлавдского эпоса позволяют предположить, что ко времени его появления уже были известны некоторые особенности восточного побережья Америки. Так, в эпосе упоминается «остров винограда», который густо порос кустарником, «все ветви его низко склонились к земле».

Возле восточного побережья Северной Америки действительно есть такие острова, и маловероятно, что эта деталь эпоса была рождена игрой воображения.

Правда, часть ученых считает Брендана лишь собирательным образом – вроде Одиссея или Синдбада-Морехода. Но легенды сохранили память и о других ирландских путешественниках. В «Книге коричневой кожи», автор которой жил около 1000 года, записано предание о Кондле Красивом, сыне одного ирландского правителя, находившегося у власти во II веке н. э. Однажды, бродя по горам, молодой Кондла встретил женщину. Та рассказала ему, что «ее дом – страна живых, где люди не знают ни смерти, ни неудач, где царит вечное веселье». «Пойдем со мной, – позвала она, – и ты никогда не состаришься!» Потом женщина исчезла, бросив принцу яблоко.

С тех пор Кондлу Красивого одолела черная тоска, он не ел, не пил, а только откусывал от того самого яблока, но при этом плод не уменьшался.

Через месяц незнакомка появилась вновь и повторила приглашение. «Красавец, —сказала она, – поплывем со мною на моем кураке в страну Боадаг. Там много богатств. Хотя она далеко и солнце садится, мы успеем достичь ее к ночи». И Кондла пошел с ней. Скоро лодка исчезла вдали. Легенда эта жива в Ирландии и поныне.

Плавание Мадока, принца Уэльского

Старые рукописи уэльских аббатств сохранили легенды о Мадоке, одном из известных представителей знати Уэльса середины XII века, попавшем в немилость, а потому решившем покинуть родные земли и создать колонию из своих единомышленников где-нибудь вдали от тирании правителей.

Тщательный анализ различных источников привел ученых к предположению, что корабли Мадока пересекли Атлантический океан и дошли до устья Огайо; беглецы мирно жили на побережье до тех пор, пока не начались стычки с местными индейскими племенами. Большинство валлийцев были уведены в отдаленные северные районы, а некоторые из них убиты на одном песчаном островке посреди реки.

Согласно легендам индейцев победившей стороной были краснокожие, побежденной – белые люди. В этом же районе археологи обнаружили щиты с изображениями русалки и арфы – атрибуты уэльских воинов. Там же найден надгробный камень, один из его фрагментов датирован 1186 годом.

Такова вкратце история одного из удивительных морских предприятий средневековья. На первый взгляд может показаться, что все здесь просто и ясно: беглецы из Европы переплыли Атлантику, высадились в Америке и постепенно растворились на необозримых просторах Нового Света. Но если бы все было так просто, наверняка прекратились бы споры, не выходили бы статьи и книги на эту тему.

Начнем с того, что многие не верят в подлинность самого Мадока. Но заглянем в старые книги. Первой опубликованной работой, где утверждалась истинность открытия Америки Мадоком, было вышедшее в 1583 году «Правдивое описание» Джорджа Пекэма. «Мадок покинул страну, – говорилось там, подготовил несколько судов с людьми и провиантом и отправился в путь. Он отплыл от берегов Ирландии на запад. После его возвращения появилось большое число басен и сказок, в которые многие верили. Рассказав об обширных и плодородных землях, он подготовил новые корабли и позвал с собой всех, кто хотел бы жить в спокойствии. Так что можно утверждать, что они были там задолго до испанцев…»

Через несколько лет известный английский путешественник и писатель Ричард Хаклюйт (его именем названо общество, издающее литературу о путешественниках) писал в пятом томе своих «Путешествий представителей английской нации»: «Самое древнее открытие Западных Индий совершено Мадоком Овеном Гвинделом, принцем Северного Уэльса, в 1170 году. Прибыв в западные земли, он оставил там своих людей и вернулся с призывом к друзьям населить эти прекрасные безлюдные места». То же подтверждается двумя старинными манускриптами Каронского аббатства.

А как же все-таки с личностью принца? В Британском музее хранится рукопись 1477 года, в которой прослежена вся генеалогия валлийских семейств, и Гвинделов в том числе! Есть среди них и Мадок. Более того, время его жизни по рукописи совпадает с предполагаемым периодом экспедиции – 1170 годом.

Современные колумбоведы высказывают предположение, что адмирал знал о плаваниях Мадока и эти сведения помогли ему найти верный курс в Новый Свет. Недавно был прочитан любопытный манускрипт 1598 года под названием «Предполагаемые доказательства того, что испанцы не есть первые яткрыватели Америки». Вот что написано там на странице 33-й: «Франсиско Лопес дс Гомара в своей книге писал, что жители Америки задолго до испанцев знали, что здесь были христиане и они (докодумбовы христиане) не вели себя как захватчики, а следовали законам этих мест и говорили на местном языке. Для доказательства этого приведен факт, что принц Уэльский Мадок в 1170 году приплыл в Вест-Иидию и населил страну Мексику, которую потом завоевал Кортес». Через полвека датский ученый Хорниус писал: «Мадок со своими собратьями открыл и населил земли на Западе, и его имя до сих пор живет там».

Так или иначе, можно утверждалть, что Мадок все же существовал и плавал в Америку. Но есть ли доказательства его путешествия, кроме тех, которые мы уже привели?

То, что случилось с Мадоком после отплытия, не подтверждается документально. Из источников того периода удалось «выжать» следующее: «Приплыв туда во второй раз, принц нашел часть своих людей мертвыми из-за стычек с населением и климата». Некоторые ученые вообще утверждают, что корабли Мадока затерялись в море и сам он погиб. Их оппоненты выдвигают иное мнение: после двух разведывательных экспедиций были другие…

Но где тогда мог высадиться принц Уэльский?

В Алабаме, Джорджии и Теннесси археологи знают несколько фортов доколумбовых времен. До сих пор их происхождение не выяснено. В одном лишь сходятся мнения исследователей: крепости построены за несколько веков до Колумба. Олд-Стоун в Теннесси представляет собой неравносторонний треугольник из высоких неотесанных глыб, поднятых со дна притоков Дак-Ривер. Шестиметровые стены окружены рвом. Он похож на древние валлийские укрепления. Артур Гриффит, ученый из Кентукки, детально изучил развалины другого форта – Де Сото – и выезжал в Уэльс специально для того, чтобы сравнить их с родовым замком Гвинделов. Археолог отмечает, что приемы постройки обоих сооружений нагромождение на внутренней стороне рва глыб камня, обмазанных раствором из грязи, – идентичны. Важно также помнить, указывает Гриффит, что отождествление построек подобного типа затруднено тем, что почти все старые замки в Уэльсе испытали сильное норманнское влияние и восстановить их первоначальный вид чрезвычайно сложно. Но по ряду признаков – отвесные стены, узкие проходы, известковый раствор – совпадение отмечено полное.

Из района Де Сото уэльсцы, видимо теснимые местным населением, двинулись на северо-восток, в Джорджию. Здесь также встречаются аналогичные укрепления. Джон Хейвуд, историк прошлого века из Теннесси, утверждал, что сохранилось пять фортов в Сатгануге, построенных, по местным преданиям, белыми людьми. Можно предположить, что суда Мадока пришли во Флориду и именно отсюда в конце XII века валлийцы начали свое путешествие по территории Северной Америки.

0

2

Вторая часть:

Загадка «валлийских индейцев»

В 1621 году английский географ Джон Смит в книге «Генеральная история виргинской Новой Англии и островов вечного лета» впервые упомянул о «валлийских индейцах». Это стало как бы увертюрой к теме. С прибытием в XVII веке в Новый Свет выходцев из Ирландии, Шотландии и Уэльса свидетельства о встречах с этими людьми участились. В 1740 году в американском журнале «Джентльмен мэгэзин» появилось сообщение некоего Моргана Джонса, относящееся к 1686 году: «Когда я впервые увидел их (речь идет об индейцах племени манданов. – Авт.), то был убежден в их родстве с какой-то европейской расой, на такое сходство указывал и их язык… В 1660 году я со своими товарищами попал в плен к индейскому племени тускарора, готовому растерзать нас, когда я громко заговорил с ними по-валлийски. Однако позже они остыли и уже спокойно разговаривали со мной на этом языке, правда несколько испорченном».

В 1721 году патер Шарлевуа занимался изучением племен, живших в долине реки Миссури. Там он не раз слышал рассказы жителей о людях, у которых белая кожа и светлые волосы, особенно у женщин. Однако обнаружить это племя Шарлевуа не сумел. Через несколько лет исследователь де ля Верандри собрал средства и отправился на поиски загадочных людей. Проскитавшись три года по лесам, он остался жить среди индейцев майданов. Впоследствии он рассказывал, что их жилища расположены в чистеньких поселках с улочками и площадками, это бревенчатые срубы, на которые сверху насыпана земля. Эти, по выражению француза, светловолосые индейцы сообщили ему, что раньше жили далеко на юге, но вынуждены были отступить на север, теснимые врагами.

В английских архивах и Британском музее сохранилось несколько писем XVIII– XIX веков, авторам которых, пожалуй, не откажешь в беспристрастности. Вот строчки из письма Джона Крокэна, английского чиновника, датированного 1753 годом. «В прошлом году я узнал, – писал Крокэн неизвестному нам адресату, – что Вы собираете любую информацию о местных племенах и, в частности, о так называемых „валлийских индейцах“. Вот некоторые данные. Французские поселенцы, жившие на западных берегах озера Эри, часто видели людей типа индейцев, но не похожих на них. Их около трехсот».

В 1805 году майор Амос Стоддарт, автор «Очерков о Луизиане», рассказывал о племени, люди которого имели светлую кожу, бороды и красные волосы. Некто Роберте утверждал, что в 1801 году встретил в Вашингтоне индейского вождя, который говорил по-валлийски так же бегло, будто был родом из Уэльса. Он объяснил Робертсу, что это язык его народа, который живет почти в 1500 километрах к северо-западу от Филадельфии. Вождь ничего не слышал об Уэльсе, родине валлийцев, но сказал, что у них есть предание, согласно которому предки его племени пришли из далекой страны на востоке, что лежит за Большой Водой. Потом Роберте спросил вождя, как им удалось сохранить язык, и тот ответил, что у племени есть закон, запрещающий детям учить любой другой язык, кроме родного. Это сообщение появилось в газете «Чаберс джорнэл» в 1802 году. Американский офицер Девис вспоминает, что, когда он развозил почту по Иллинойсу, некоторые служащие разговаривали по-валлийски с местными индейцами. Уорден рассказывает на страницах «Философско-медицинского и физического журнала» в 1805 году об уэльсце по имени Гриффит, попавшем в плен к «белым индейцам» шони. Пытаясь объяснить мирные цели своего путешествия, он обратился к ним на родном языке, и племя не тронуло его. К сожалению, Гриффит не смог выяснить историю племени, кроме одного предания, по которому родина этих индейцев – страна за морем.

Шотландский лорд Монбоддо, живший в XVII веке, отмечал, что до него дошли слухи о том, что на кельтских языках говорили даже во Флориде: он знал одного человека – шотландца, жившего среди диких племен во Флориде и говорившего с ними на родном языке, и индейцы понимали его. «Примечательно, – писал Монбоддо, – что их военные песни содержат не только отдельные слова, но и целые строфы из величественных стихов наших предков о войнах прошлых веков…» И наконец, письмо, сохранившееся в библиотеке Ньюберри (Чикаго). Когда уже известный нам А. Стоддарт готовил материал для своих «Очерков», то написал в 1816 году письмо губернатору Теннесси Севьеру с просьбой прислать какие-нибудь новые данные: «Судя по тому, что рассказывал мне губернатор Клейборн, Вы однажды видели какую-то древнюю книгу в руках у женщины племени чироки. Книгу эту передали откуда-то с западных берегов Миссисипи, а потом сожгли. Я сейчас как раз собираю материале древней валлийской колонии на этом континенте, основанной здесь, по некоторым данным, в 1170 году. Напишите мне…»

В октябре того же года Севьер прислал ответ: «В 1782 году я участвовал в кампании против нескольких племен чироки и еще тогда обнаружил следы старых фортификационных сооружений неправильной формы. Мне удалось расспросить о них одного старого вождя. Тот рассказал, что от предков им досталось предание, будто бы эти сооружения были построены белыми людьми, которые населяли земли, сейчас именуемые Каролиной. Несколько лет шла война между двумя народами. Потом они предложили обменяться пленными, после чего обещали покинуть нашу страну и не возвращаться больше. Потом они построили большие лодки и уплыли по реке. Они пошли по Большой реке (Миссисипи), потом по Грязной (Миссури). Сейчас здесь живут их потомки, но это уже не белые индейцы, а обычные, как остальные. Вождь также сказал мне, что у одной индеанки по имени Пег была древняя книга, полученная от индейцев с верховьев Миссури, и считал, что это валлийская книга. К сожалению, прежде чем я сумел ее добыть, ее сожгли в доме индеанки».

Чрезвычайно интересны наблюдения английского художника Дж. Кетлина, долго жившего среди индейцев майданов. «Я думал, – писал Кетлин в конце своей книги об индейцах, – что у майданов в быту и физическом обличье столько особенностей, что их можно рассматривать как остатки погибшей валлийской колонии, слившейся с племенем». Кетлин спустился по Миссисипи до одной заброшенной индейской деревни и проследил этапы постепенного перемещения ее жителей от Огайо к верховьям Миссури. Он же впервые обнаружил удивительное сходство лодок у манданов и валлийцев: и те и другие сделаны из сыромятной кожи, натянутой на остов из ивовых прутьев. Собрал Кетлин и предания индейцев. Они повествуют о том, что однажды в Кентукки пришел белый народ, «у которого были вещи, которых индейцы не знали». Но этих людей увели в неизвестном направлении и, видимо, убили.

Кроме лодок и жилищ, сходными оказались и некоторые музыкальные инструменты, например арфы. Керамика индейцев манданов, хранящаяся в музее Цинциннати, также очень похожа на раннюю керамику кельтов. Изготовляли индейцы и прекрасные голубые четких Примечательно, что именно такие четки делали древние жители Британских островов.

Кетлин записал у манданов фразу, смысл которой, определенный с помощью валлийского языка, сводится к следующему: «Великий Мадок – дух навеки». Сами манданы значение этой фразы объяснить не могли.

Раз уж речь зашла о языке мавданов, то нельзя не сказать о родстве валлийского языка с языками некоторых североамериканских племен. В конце XVIII века Джон Герти, житель мест, о которых идет речь, собирал слова манданов в надежде создать словарь их языка. До нас дошел удивительный список, состоящий из 350 сходных слов и даже фраз.

Основной аргумент противников взаимного влияния этих языков в том, что у них разная грамматическая и синтаксическая основа. Однако нетрудно предположить, что одинаковой основы для двух абсолютно разных языков и быть не может: валлийский развивался в Старом Свете, язык манданов – в Новом. Речь идет либо о заимствованиях, либо о так называемом тайном языке (или языке табу), который может храниться веками в секрете и использоваться только отдельными членами племени, 0бычно это самостоятельные слова и фразы, лишенные грамматической основы. И можно предположить, что язык «валлийских ивдейцев» и есть тайный язык манданов. Несомненно, в языках этих больше различий, чем совпадений, однако сейчас некоторые специалисты уже колеблются, можно ли объяснить все сходства лишь случайными совпадениями?..

Римляне в Новом Свете?

Этот сюжет навеян открытиями в области подводной археологии. Несколько лет назад бразильский ныряльщик обнаружил на дне бухты Гуанабара близ Рио-де-Жанейро два керамических якоря. Ученые определили их возраст – две с половиной тысячи лет. Прошел год или два, и у берегов штата Байя на двадцатиметровой глубине было обнаружено керамическое блюдо. Его возраст совпал с возрастом якорей.

Известный специалист в области подводной археологии Р. Маркс высказал предположение, что эти предметы принадлежали командам финикийских судов, потерпевших крушение у берегов Бразилии за несколько веков до начала нашей эры. Однако наряду с указанными находками со дна бухты Гуанабара вскоре были подняты две амфоры, без сомнения римского происхождения.

Часть специалистов, занимающихся историей трансатлантических контактов в древности, отвергают сам факт присутствия римлян у берегов Нового Света лишь потому, что в их распоряжении якобы имеются сведения о том, что найденные предметы из коллекции вещей, подаренных императору Бразилии Педру 1 сицилийскими властями в прошлом веке. При этом они не указывают, что находки в бухте Гуанабара – далеко не единственные подобного рода. Таким образом, в свете уже упомянутых открытий представляется весьма заманчивым взвесить шансы римлян в том, что касается дальних морских вояжей.

Имеются ли дополнительные доказательства? Некоторые сведения приводит в своей книге «Америка и Старый Свет в доколумбову эпоху» известный русский американист В. Гуляев. Речь идет об известной находке мексиканского археолога Хосе Гарсии Пайона в местечке Килиштлахуак в Центральной Мексике. В ацтекском погребении из-под трех слоев глинобитных полов он извлек странную головку из терракоты. Австрийский ученый Р. Хайне-Гельдерн отнес ее к типу римских статуэток рубежа II-III веков н. э. Другие предметы, найденные в том захоронении, относятся, по всем данным, к XII веку, то есть тоже доколумбова возраста. Обстоятельства обнаружения находки исключают возможность фальсификации.

Находка в Килиштлахуаке не единственная в ряду подобных… Известна эллинистическая терракотовая статуэтка из Каретаро, глиняный торс Венеры из Хуастеки (Мексика) и, наконец, клад римских монет IV века н. э., найденный на побережье Венесуэлы. Монеты, относящиеся к тому же периоду, были обнаружены и на побережье штата Массачусетс.

Естественно, эти находки не исчерпывают списка обнаруженных в Центральной и Южной Америке древнеримских предметов. О них неоднократно сообщали еще в прошлом веке крупнейшие географы А. Гумбольдт и П. Гаффарель. А в 1928 году один из посетителей принес в Американский музей естественной истории изготовленную из обожженной глины розового цвета фигурку с черной бородой. Он рассказал, что нащел ее рабочий-пеон на берегу реки Рио-Бальсас в Мексике. Фигурка своим видом совершенно не похожа на известные индейские типы. Она явно и не африканская, потому что на Черном континенте использовали для изготовления подобных статуэток в основном дерево, золото, бронзу и слоновую кость. Скорее, ее можно отнести к изделиям западноевропейских мастеров начала нашей эры и раннего средневековья. Имеется сходство и с месопотамской скульптурой, где часто фигурируют персонажи с бородками, выполненные из обожженной глины. Есть такие бородатые головы и в собраниях древностей из Индии и Китая.

Сотрудники музея выяснили, что аналогичные находки были и в других районах Центральной Америки. Интерпретировать их окончательно пока затруднительно. Так, известна ваза из района Шама (Гватемала). На ней изображены люди, причем часть из них явно не индейского типа, но зато они похожи на уже описанного нами бородатого мужчину. Радиоуглеродный анализ показал возраст находки – 500 год н. э. Об этом рассказал в свое время в американском журнале «Нэчурел хистори» Дж. Вайян, известный археолог.

Одним из аргументов скептиков продолжает оставаться утверждение, будто римляне были плохими мореходами и свои таланты направляли на строительство дорог и крепостей, не признавая морских путей. И в отличие от финикийцев игреков, им предшествовавших, они якобы не полагались на свой флот. Римские плавания-де оказались в хвосте их великой цивилизации. Однако достаточно лишь беглого знакомства с историей древнего судостроения и мореходства, чтобы стала очевидной несостоятельность таких взглядов.

Во времена правления Нерона, то есть в 50-60-е годы I века, на Агриппских озерах ежегодно устраивались шумные празднества. Огромные плоты и суда, увешанные гирляндами цветов, снозали по водной глади. К началу новой эры римляне достигли значительных успехов в строительстве большегрузных морских судов. Водоизмещение отдельных кораблей составляло 1200 тонн! В 40 году императору Калигуле понадобилось перевезти по морю из Египта обелиск сорокаметровой высоты. Для этого построили судно водоизмещением 1300 тонн. Обычно суда строили из кедровых, пихтовых или кипарисовых бревен. Часто корпус ниже ватерлинии обивали листовой медью или свинцом. Паруса были обычно полотняными. Трюмов в нашем понимании часто не было, пассажиры укрывались от непогоды и солнца под навесами.

Огромные зерновозы совершали регулярные рейсы между Александрией и римскими портами. Императоры предпочитали их быстрым галерам – так было безопаснее. Зерновозы брали на борт несколько сотен пассажиров и по размерам намного превосходили фрегаты XIX века. Наряду с грузовыми и пассажирскими существовал особый тип судов для перевозки диких зверей из Африки и Азии. Для того чтобы животные выжили и достойно показали себя на аренах цирков, их нужно было быстро доставить на место, а для этого требовались скоростные суда.

Широкое распространение получили у римлян либурны, подвижные и легкие в управлении корабли, использовавшиеся вначале пиратами для погони за добычей. Однако римские купцы отняли у пиратов их изобретение. После некоторых переделок либурны стали использоваться торговцами и военными в борьбе с самими же морскими разбойниками.

Римские мореходы ориентировались по звездам и знали направление ветров. Существовали и письменные инструкции капитанам – периплы, которые передавались из поколения в поколение. Среди известных – «Перипл Ганнона» (VI век до н. э.), «Перипл внутреннего моря Псевдо-Скилака» (IV век до н. э.), «Перипл Каспийского моря» (III век до н. э.), «Перипл Эригейского моря» безымянного автора (датируется I-III веками н. э.). Наверняка пользовались они и справочниками для плавания в Атлантике, но последние до нас не дошли. Таким образом, империя, вступившая в 1-ю Пуническую войну с эскадрой из 20 судов, прошла огромный путь. Римские горожане ели хлеб, испеченный из пшеницы, выросшей в Египте; рыбу, выловленную и высушенную в селениях близ Гибралтара; жарили пищу на оливковом масле из Северной Африки; пользовались медными горшками и сковородами, выплавленными в печах Массилии; пили вино с Иберийского полуострова. Женщины носили одежды из шелка, привезенного из Китая, украшали себя самоцветами из Индии и Цейлона, употребляли в пищу перец и пряности с Малабарского берега, ели греческий мед, а косметика их была из Аравии. Мебель делали из драгоценных пород африканского черного и красного дерева. Мрамор привозили из Малой Азии, а слоновую кость из Западной и Восточной Африки. Римские путешественники побывали с военными и торговыми целями во многих уголках Старого Света.

А в Новом Свете?

В коллекции Британского музея в Лондоне имеется рисунок, выполненный с деревянной фигурки римского легионера, доставленной в конце прошлого века с… Гавайских островов. Как она могла попасть туда? Английский исследователь В. Смит еще в начале века предположил следующий вариант разгадки. Как известно, римские торговые поселения существовали в Индии в I-III веках. Туда же приходили яванские суда, груженные перцем, который обменивался на римские золотые украшения. По некоторым данным, в Индии даже в древности имелся храм, воздвигнутый в честь императора Августа. Яванские мореходы – лучшие знатоки Индийского и Тихого океанов – наверняка были осведомлены о многочисленных островах и огромной земле, лежащих на восток от Явы. Они-то и могли доставить на Гавайи среди прочих изделий и товаров фигурку римского легионера. Прекрасные мореходы, свободно пересекавшие Индийский океан на отличных прочных судах (влияние яванской культуры отчетливо прослеживается на Мадагаскаре), эти безвестные колумбы наверняка плавали и по Тихому океану, пишет В. Смит в книге «Ранняя история Индии».

Еще один, более близкий нам по времени исследователь, француз Луи Маллере, обнаружил в 50-х годах в долине Меконга на территории сегодняшней Камбоджи развалины большого города II-VII веков. Там наряду с индийскими, китайскими и персидскими монетами были найдены и римские предметы, например золотые медали с изображением головы императоров Пия Антония и Марка Аврелия. Можно вспомнить китайские сообщения о том, что в 166 году в их страну прибыло посольство римского правителя Ан-Туана. Нетрудно догадаться, что речь шла о сыне Пия Антония Марке Аврелии, правившем в 161-180 годах. Именно там, на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии, римские мореходы могли получить сведения о материке, лежащем далеко на Востоке (нынешней Америке). С берегов Дальнего Востока, которые нередко посещали посланцы империи, отдельные римские артефакты, или даже суда Рима, или отдельные римляне на судах японцев и китайцев, малайцев и корейцев могли попасть в Новый Свет. «В океанских плаваниях первооткрывателей решающую роль играли не расстояния, а направления ветров и течений», – пишет Тур Хейердал.

Наиболее вероятный маршрут древних путешествий из этих районов Старого Света к берегам Центральной Америки – так называемый маршрут Урданеты, который идет с северным экваториальным течением от берегов Японии, следует южнее Алеутских островов вместе с преобладающими западными ветрами и огибает дугой западные берега Северной Америки от Аляски до Южной Калифорнии. Таким образом, замечает Хейердал, жители Малайского архипелага могли попасть в Новый Свет, не забредая в арктические снега.

Именно так можно объяснить находки римских вещей на Гавайях и в тех районах Мексики, которые более приближены к побережью Тихого, а не Атлантического океана.

Похоже, что римляне располагали сведениями о землях, лежащих в нескольких неделях пути за Гибралтаром. На хорошо оснащенных судах, рассуждает Хейердал, они обследовали западноафриканское побережье, побывали на Канарах, откуда на запад, к Новому Свету непрестанно движется широкая тропическая полоса воды и воздуха. История свидетельстаует, что европейские суда с прямыми парусами подчинялись этому властному течению, а в обратную сторону могли пройти только в более высоких широтах. Немногие из них, достигнув берегов Нового Света, нашли возможность вернуться обратно. Но те мореходы, которые вернулись, рассказали об огромном загадочном «острове», что лежит далеко в океане…

Африканцы выходят в Атлантику

Еще в раннем средневековье Ибн-Халдун, известный арабский историк, географ и путешественник, предупреждал мореплавателей: «Это огромное море без пределов, где корабли не решаются плавать, выпустив из поля зрения берега, ибо не знает никто, как там дуют ветры, не знают земли, которая была бы населена…» Как видно, мореплаватели средневековья не знали слов Ибн-Халдуна или же просто не испугались их.

В дискуссии по поводу исследований Хейердала, развернувшейся на страницах журнала «Латинская Америка» несколько лет назад, есть интересное для нас заключение специалиста из Института океанологии В. Войтова. Он не сомневается в том, что в случае отплытия из Экваториальной Африки были бы неплохие условия для плавания. Мореходы шли бы в полосе юго-восточного пассата с попутным южным пассатным течением. Для возвращения в Африку могли использоваться экваториальные западные ветры и экваториальное противотечение, направленное на восток.

Нет необходимости рассказывать вновь об «интернациональных» плаваниях из Старого Света в Новый на судах из папируса. Их уроки уже признаны в научных кругах. Нам предстоит взглянуть на более загадочные и спорные страницы африканской истории.

Познакомимся с выдержками из труда арабского ученого XIV века Аль-Омари: "Мы происходим из семьи, в которой монарший сан передается по наследству. И вот предшествующий нам правитель решил, что нет ничего невозможного в том, чтобы убедиться в наличии противоположного берега у моря аль-Мухит (Атлантический океан. – Ред). Одержимый этой мыслью и воодушевленный желанием доказать свою правоту, он приказал снарядить несколько сот судов, набрал для них комавды, присоединил к ним также много других судов, снабженных золотом, съестными припасами и водой в таком изобилии, чтобы все это могло удовлетворить потребности команды в течение многих лет. При отплытии он обратился к капитанам со следующей речью: «Не возвращайтесь, прежде чем вы не достигнете самой крайней границы океана или прежде чем не будут исчерпаны ваши съестные припасы и питьевая вода».

Они отплыли и долго отсутствовали. Наконец вернулось одно судно. Мы спросили кормчего этого судна, что же случилось, он ответил: «Государь, мы долго плыли, пока не встретили мощного течения, подобного реке. Я шел последним за другими судами. Все суда продолжали плавание, но едва подошли к этому месту, начали исчезать одно за другим. Мы так и не узнали, что же с ними случилось. Я же не захотел оказаться во власти этого водоворота и поэтому вернулся».

Султан не пожелал поверить этому сообщению и не одобрил поведение капитана. Он приказал снарядить 2000 судов, из которых одна половина была предназначена для него самого, а другая – для припасов и питьевой воды. Он доверил мне правление и со своими спутниками вышел в море аль-Мухит. При таких обстоятельствах мы видели его и других-в последний раз. Я остался неограниченным властителем государства".

Пусть читатель простит нам столь длинную цитату, но она стоит того, чтобы привести ее полностью. О ком же шла речь у Аль-Омари?

Английские историки прошлых веков и даже в нашем веке редко упоминают о том, что в раннем средневековье Западная Африка обладала высокоразвитой культурой. Город Томбукту с университетом и богатейшей библиотекой мусульманской литературы был крупным центром, куда сходились пути караванов, следовавших из многих уголков Старого Света. Кроме Томбукту, в древнем Мали был еще и Дженне, отличавшийся знаменитыми каналами, не уступавшими по красоте венецианским. Говорят, что хирурги здесь умели удалять катаракту и их познания в медицине были куда богаче, чем у европейских коллег того времени.

Абубакари II, как свидетельствуют хроники, отказался от политики расширения империи, и без того достаточно обширной, и обратил свой взор на огромный океан, омывавший его земли с запада. Примерно за 200 лет до Колумба ученые-географы из Томбукту утверждали, что мир имеет форму тыквы, и если двигаться в одном направлении, то можно, обогнув его, вернуться в исходную точку с другой стороны.

Уцелевшие источники – их, в сущности, единицы – позволяют утверждать, что правитель собрал по всему Западному Судану множество мастеров-корабельщиков, чтобы построить флотилию. Как прошла первая экспедиция, мы уже знаем от Аль-Омари. Вторую Абубакари решил возглавить лично. В 1311 году, возложив на своего брата Канку Мусу обязанности регента, король отплыл в неведомое. На сей раз не вернулся никто.

Перенесемся в Новый Свет. «В 1870 году в Северной Каролине, между Блю-Ридж и Аллеганскими горами обнаружена неизвестная стоянка. Находки подобного рода здесь не редкость, но эта стоянка не индейская, – писал „Журнал антропологического института Великобритании и Ирландии“ в конце прошлого века. – Это керамика, резьба по дереву, рисунки на скалах. Человеческие фигурки все одного типа: закругленные, правильных форм, некоторые плоские, одежда прикрывает их с головы до пят. Одни находятся в явно возбужденном состоянии, другие сидят, третьи скачут без упряжи на животных, идентифицировать которых не представляется возможным. Некоторые животные хорошо видны это одногорбые верблюды, гиппопотамы, носороги… Найдены чашки и блюдца различных форм, многочисленные трубки, резьба которых не имеет ничего общего с аппалачской. Кажется, они сделаны металлическим предметом. Кто же их сделал?» Действительно, кто?

В третьем путевом журнале Колумба есть упоминание о том, что «адмирал хотел выяснить, правда ли все сказанное жителями». А жители рассказали следующее: «С юго-востока к нам приходил черный народ, он принес наконечники копий из металла под названием „гуанин“, они состоят на 32 части из золота, 6 – серебра и 8 меди». Если открыть один из словарей африканских языков, легко обнаружить там слово «гуани», что на языках группы манде означает «золото». Простое созвучие? В записках путешественника по Африке начала XVIII века Босмана есть следующее место: «Золото, принесенное нам жителями, очень чистое. Но есть у них одно – искусственное, состоящее из нескольких частей, на треть оно подлинное, а в остальном серебро и медь. Стоит оно, конечно, дешевле, мы встречали его по всему побережью».

В записках Колумба сохранились интересные замечания, где адмирал сравнивает вещи, виденные им на гвинейском берегу, с американскими. В 1492 году, описывая Кубу, он сообщал: «Здесь много пальмовых деревьев, отличных от гвинейских». Не ошибся он и в идентификации дюгоней у берегов обоих континентов. Приметил и то, что жители Кубы довольно сильно отличаются от африканцев. Но вот что мы находим в его дневнике: «Здесь этого растения больше, чем там, на гвинейском берегу…» Речь идет о кассаве, подлинно американском эндемике (местном виде). Тот факт, что она росла по обе стороны океана, Колумб никак не прокомментировал. Может быть, он ошибся? Но ведь он узнал ее сразу, едва увидев. И если он не ошибся в сравнении антропологических типов жителей Кубы и Африки, в зоологических сравнениях, то почему в этом случае он должен был ошибиться?

Английский хронист Ричард Иден сообщает, что когда европейцы впервые прибыли в Новый Свет, они явно отличали длинные черные волосы индейцев от вьющихся волос мавров, встреченных ими там же.

Так как же быть с теми – каролинскими – находками?

М. Джеффриз тщательно изучил коллекцию находок и пришел к следующему заключению. Материалы (терракота, камень, дерево), формы и способы передачи движений, черт лица и фигуры полностью совпадают с приемами, применяемыми по всей Западной Африке. У фигурок из Америки такие же характерные плоские основания, как у большинства соответствующих находок в центре йорубской цивилизации – Ифе. Много примеров такого рода Джеффриз собрал во время своих африканских поездок. Трубки, упоминаемые им, не похожи на индейские. Специфику их создают многочисленные дырочки на том конце, куда засыпают табак. Джеффриз, купивший наугад несколько трубок у жителей долины Нигера, обнаружил их полное сходство с теми – каролинскими. Американский языковед, специалист по проблемам лингвистической интерференции Лео Винер доставил в 20-х годах три тома лингвистических совпадений в языках ивдейцев и африканцев. Еще один том добавил к ним в 1930 году француз Г. Ковэ. Основательное изучение лексики различных языков привело Винера к заключению, что «африканское влияние на американский континент не могло сказаться ранее XI века, так как множество встречаемых мандингских слов в доколумбовых пластах индейских языков носит явные следы арабского влияния». А американский ученый Г. Лоуренс сделал такой вывод: «Петроглифические надписи, обнаруженные в различных районах Западного полушария, полностью схожи с доарабскими системами письма мандинго и их соседей – номадов».

Португальский путешественник Валентин Фернандиш, литературное наследие которого приносит пользу географам и историкам, писал в 1506 году об «огромных каноэ, вмещавших до 120 воинов», а другой его современник видел лодки до б метров длиной, вмещавшие 60 человек. Француз Ж. Барбо упоминает о лодках 12-метровой длины. Строились они способом, мало изменившимся за столетия. «Они делали лодку из цельного ствола дерева, вырубая сердцевину железными рубилами, оставляя дно в два пальца толщиной и борта в один палец. Борта укрепляли подпорками. Делаются эти лодки из огромных деревьев в 17-18 обхватов» – так описывал их сооружение голландский путешественник О. Далпер. Английский историк Эдамс видел в XVIII веке лодки, каждая из которых вмещала по 180 человек, но могла перевозить и до тысячи рабов. В Сьерра-Леоне не раз отмечались крупные перевозки скота и провизии на больших баркасах.

До недавнего времени существовало мнение, будто кукуруза была завезена в Европу португальцами и голландцами из Америки около 1500 года, а из Испании взята арабами и затем распространилась по Африке.

Теория эта покоится на факте, что в самих названиях кукурузы, данных африканцами этому злаку, имеется элемент «белые люди», то есть речь якобы идет о португальцах. Совершенно иначе предстает перед нами эта проблема в свете недавних открытий.

Кабрал, португальский мореплаватель, возвращавшийся из Бразилии, не заходил на Гвинейское побережье в 1500 году. Веспуччи – тоже (1501). Голландцы и другие португальцы ходили в Бразилию гораздо позже. Между тем существует много свидетельств того, что кукуруза широко культивировалась на Гвинейском побережье в 1500-1506 годах. Незадолго до 1506 года португалец Перейра, плывя в Индию вдоль берегов Африки, видел маис в Сьерра-Леоне. И он не утверждал в своих записках, Как это было принято у португальцев, что именно они завезли маис в Африку, значит, у него не было для этого оснований. Недавно европейские ученые обнаружили кукурузу в захоронениях у бушонго в Центральной Африке и датировали ее 1360 годом. Появлением ее здесь бушонго скорее всего обязаны племенам нгуни, пришедшим в эту часть Африки из более северных районов континента. Это было задолго до появления рервых португальцев в устье Конго и тем более задолго до плаваний Колумба.

Но основной факт в цепи исследований путешествия маиса – находки на Ифе (Нигерия) – древнейшей столице государства йорубов. Среди множества осколков керамики там было обнаружено несколько черепков, произведших сенсацию в научном мире: на них имелись отпечатки початков кукурузы. Возраст горизонта, в котором нашли черепки, 1000-1100 годы н. э.

Свидетельств африканского присутствия в Америке много. Африканские мотивы проявились и в скульптуре ряда индейских племен. В различных районах Центральной и Южной Америки обнаружено множество статуэток с негроидными чертами (Тукела, Вера-Крус, Ла-Вента), в Чичен-Ице найдены фигурки с негроидными головами и курчавыми волосами. Некоторые из них несут зонтики от солнца, что, по мнению Лоуренса, являлось постоянным атрибутом людей, сопровождавших правителей древнего Мали. Фигурки подобного типа есть и в Теотиуакане, однако там их тип ближе к эфиопскому. Керамика доколумбовых времен в Пакан-Пойнте (Арканзас) тоже не похожа на индейскую. Уже очень давно ученых волнует загадка гигантских голов с негроидными чертами, обнаруженных в Мексике. Выяснилось, что они принадлежат к ольмекской культуре и, видимо, отражают антропологический тип таинственных ольмеков. Американский антрополог и лингвист Иван ван Сертима допускает, что прибывшие в Америку африканцы могли сыграть определенную роль в развитии этой цивилизации. Он полагает, что первые переселенцы из Африки прибыли сюда из южных районов Египта и Судана. В VIII веке до н. э. Нубия стала грозной морской державой, и именно тогда, считает Сертима, ее суда могли достичь берегов Нового Света. Стремясь защитить свою гипотезу, он указывает, что на некоторых каменных головах ольмеков имеются куполообразные шлемы, похожие на те, что носили нубийские воины в первом тысячелетии до нашей эры. Но такое сходство, возражают оппоненты, может быть и случайным. Что, если полные губы и широкие носы являются лишь свидетельством несовершенной техники камнерезания?

Но почему тогда ольмеки делали терракотовые статуэтки, которые так напоминают африканцев, и доводили сходство вплоть до строения волос и почему они красили их черным? А другой тип фигурок не красили?

Еще более гипотетическим является вопрос о черных божествах индейцев. Наиболее смелые исследователи приписывают им африканское происхождение. Некоторые божества действительно имеют негроидные черты – Лоуренс и Винер видят курчавые волосы у Кецалькоатля и негроидное лицо у Экуана, покровителя воинов и торговцев. Винер также отмечает у караибов и ацтеков тот же синтез веры в бога дождя и пресмыкающихся, что и у западноафриканских бамбара. Однако тут можно возразить, что в сходных условиях жизни у различных народов, находящихся на близких ступенях развития, можно наблюдать сходные проявления психологии в различных сторонах жизни. Не убеждает пока и находка раковин-каури в качестве денежного эквивалентна у некоторых племен Северной Америки и их сравнение с африканскими. Подобные вещи могли возникнуть независимо.

Ex Oriente Lux? (Свет с Востока?)

Для китайцев Колумб никогда не был героем. Несколько лет назад один китайский исторический журнал писал о нем как о «колониальном пирате», поднявшем паруса, чтобы разграбить Азию. Теперь китайские ученые утверждают, что путь в Новый Свет был проложен в V веке буддийским монахом Хун Шеном.

Синологи давно знали о путешествии монаха в загадочную страну, именуемую Фусан. Но вопрос о ее местонахождении был источником споров. Сохранились рассказы монаха, однако достоверность их ставилась под сомнение даже его современниками. И все же некоторые нынешние ученые считают, что Фусан реален, что конечным пунктом маршрута Хун Шена могла быть не только Япония, но даже Тихоокеанское побережье Северной Америки…

Недавно специалист по морской истории Фан Жонпу опубликовал статью, в которой пытается приблизиться к разгадке тайны. Его главное доказательство – 35-килограммовый, похожий на пончик камень, найденный на мысе Комсепши недалеко от Санта-Барбары, Калифорния. Фан считает, что этот камень – явное доказательство того, что китайцы посещали Америку до Колумба. При этом он ссылается на свидетельства некоторых американских ученых, поддерживающих его точку зрения. Роланд Ван Хуен, морской геолог из управления геологических изысканий США, который первым обнаружил удивительный предмет, сообщает: «Дырка в центре явно сделана вручную». Джеймс Мориарти, морской геолог из университета Сан-Диего, также полагает, что этот так называемый камень посланцев принадлежал, по-видимому, древним китайцам. Такой камень применялся для очистки якорных цепей, пропущенных через дыру, для очистки от наросших морских водорослей.

Другой камень, обнаруженный пять лет назад недалеко от Лос-Анджелеса двумя спортсменами-ныряльщиками, тоже говорит о древнем китайском присутствии. Мориарти и его ассистент Ларри Пирсон полагают, что он очень похож на жернов, а известно, что такого типа камни китайские моряки часто использовали в качестве якорей.

Фан уверен: в III веке н. э. китайские торговые суда ходили по Индийскому океану и могли проверить крепость своих парусов и корпуса корабля. Так что в V веке, добавляет ученый, они были вполне способны пересечь Тихий океан.

Отвлечемся ненадолго от гипотезы Фан Жонпу и перенесемся в Эквадор. 30 лет назад местный археолог Э. Эстрада и американцы Б. Меггерс и К. Эванс производили раскопки древней стоянки на юге страны в местечке Вальдивия. Тут их поджидало неожиданное открытие: прекрасные образцы глиняной посуды с красивой орнаментикой. Между тем иные американские культуры, в том числе и соседние, керамики, да еще такой, не знали. На свет извлекли красный сосуд из глины с ручкой, покрытый сложными узорами. Он оказался поразительно похожим на аналогичные изделия японской культуры эпохи Среднего Дземона. Побывав в Японии, археологи убедились в правильности своих выводов параллелей оказалось множество… Но вернемся к Фан Жонпу.

Свои дальнейшие доказательства китайские специалисты строят на легендах, дошедших до нас сквозь века. Сохранились сведения о путешествии, предположительно проделанном пятью монахами из районов, где сегодня располагается Афганистан, в страну, которую они называли Фусаном. Это путешествие упоминается в «Лян Шу» («Истории династии Лян») и относится к V веку.

Уже известный нам Хун Шен, монах из Ци Пина, был первым, кто в первый год династии Ци (499) рассказал историю в Фусане. Он сообщает, что в 458 году по западному летосчисленкю, когда династия Лю Сун была в силе, пятеро монахов совершили путешествие в обширную страну Фусан, которая, как описывалось, находилась за 20 тысяч ли (одиннадцать с половиной тысяч километров) к востоку от Китая.

В правдивости этой истории усомнились в 1753 году, когда Филипп Буше опубликовал монографию «Географические и физические соображения о новых открытиях на севере Великого моря». Буше утверждал, что в V веке китайские монахи основали колонию на полуострове Калифорния. Чуть позже китаист Жозеф де Гинье опубликовал статью, которую назвал «Исследования путешествий китайцев к побережью Америки и некоторых народов, живущих вдоль восточной оконечности Азии». В этой работе он уверяет, что Ван Шен Куо (Страна татуированных людей) и Та-Хан (Страна великого хана) были японским островом Хоккайдо и полуостровом Камчатка соответственно. В конце концов он заключает, что Фусан – это северо-западная часть Америки. Разгорелся спор.

В 1831 году один немецкий востоковед попытался опровергнуть гипотезу де Гинье. Опираясь на упоминания в «Лян Шуо» о лошадях и винограде, он утверждал, что Та-Хан – это Сахалин, а Фусан Япония. Однако он совершенно забыл о том огромном расстоянии, которое описано в повествовании. А что касается лошадей, то недавно были найдены доказательства того, что эти животные, по-видимому, жили в некоторых частях Америки, до того как появились европейцы. И разве тот факт, что норманны назвали Америку Винландом, не свидетельствует о найденном ими здесь в изобилии винограде?

Легенда о Фусане отчаянно сопротивлялась, отказываясь умирать. В 1861 году Карл Нойман, другой немецкий востоковед, написал монографию, в которой не только отстаивал гипотезу де Гинье, но и выражал уверенность в том, что Ван Шен Куо – это Алеутские острова, а Та-Хан – Аляска. Однако в отличие от Гинье он поместил Фусан в Центральную Америку. Его поддержал Эдвард Вининг в книге «Бесславный Колумб», где привел не менее 30 доказательств того, что Фусан – это действительно Центральная Америка.

В 1901 году Джон Фрэер дал этой истории дальнейшее обоснование в смелой статье, где указал среди прочего, что мексиканские предания хранят легенду о посещении страны много лет назад удивительным белым человеком, который обучал их религии и различным ремеслам, причем религия, по описанию, походит на учение Будды Шакьямунн. Это, конечно, не было чем-то новым в американистике. О таинственном белом госте писали многие. Его имя? Видимо, никто его точно не знает, но в одном предании он зовется Вишипекока – имя, которое, как считает Фрэер, не что иное, как транслитерация Хун Шен Бикшу. Другие ученые идентифицируют его также с Кецалькоатлем ацтеков и Кукульканом майя.

Фрэер не полагается полностью ни на китайские записи, ни на мексиканские легенды для доказательства правдивости легенды о Фусане; он старается найти ключ к разгадке среди географических названий, имен и предметов. Так, он пишет, что Гватемала, возможно, произошла от Гаутама-тлан (место Гаутамы). Оаксака, Сакатекас, Сакапулас, похоже, связаны с «Шакья». Также удивительно, что верховный жрец области Мистека назывался Тайасакка (человек Сакки), что опять предполагает имя Шакьямунн, Упростив Тламакацкайотль до Тлама (наименование мексиканского духовенства высшей святости), Фрэер напоминает нам, что буддийский священнослужитель в Тибете и Монголии носит схожий титул лама. Может быть, Копан – древний центр майя в Гондурасе – связан с названием Кофен, где жил Хун Шен?..

Затем Фрэер стал искать следы влияния Востока среди остатков материальной культуры древнего населения Центральной Америки. И был щедро вознагражден за терпеливые поиски. Вот некоторые из его находок: фигурка святого из Кампече, удивительно похожая на буддийского монаха в халате; окруженное ореолом скульптурное изваяние в Паленке напоминает о руле. Расположившийся со скрещенными ногами на сиденье, придерживаемом двумя ягуарами, лежащими спина к спине, он напоминает индийские и китайские изображения Шакьямуни, сидящего в позе льва; буддийский каменный алтарь в Паленке; ацтекское скульптурное изваяние с головой слона, похожее на индийское божество Ганеша. Примеры можно было бы продолжить…

Что характерно для всей этой истории? Несмотря на то, что многие исследователи проявляют явный скептицизм, ни один ученый не отрицает возможности связей между цивилизациями Азии и Центральной Америки. Кто-то приводит ддя доказательства своей гипотезы изображения предметов искусства. Другие, не игнорируя и искусства, составляют список, включающий культурные особенности, одинаковые и для Азии, и ддя Америки, как-то: летосчисление, иероглифическое письмо, игры, металлургия, изготовление бумаги, музыка, биологическое родство и так далее. Они утверждают, что самый ранний контакт цивилизованных азиатов с Америкой произошел в период царства Чу, начавшийся около 700 года до н.э. и продолжавшийся почти до второй половины IV века до н. э. Китайцы, по-видимому, встречались с цивилизацией Чавин в Андах – археологической культурой индейцев северной части перуанского нагорья середины второго тысячелетия до н. э.-IV века нашей эры, а их преемники достигли Перуанского побережья. Культура местного населения здесь уже достигла достаточного уровня, и ошибочно полагать, что ивдейцы были неспособны развивать свою цивилизацию без стимулирования извне, но все же китайцы, возможно, передали им свои знания о золоте, ювелирном деле, технике окраски тканей итак и батик, флейту и искусство изготовления бальсовых плотов.

Отчего не предположить, что начиная с IV века до н. э. Донгшонская, Тонкинская и Аннамитская цивилизации стали оказывать влияние на доинкскую культуру индейцев? Влияние этих древних народов было настолько сильным, что они создали фактории или колонии на равнинных побережьях современных Перу, Колумбии, Коста-Рики и Гондураса. Думается, вместе с ними к туземцам пришли знания о меди, отливке с помощью форм, сплаве золота с медью, окраске металлов и других металлургических процессах.

Продолжая традицию культурных контактов этих древних азиатских цивилизаций, в I веке новое поколение приступило к устайовлению трансокеанских связей с Америкой. Они исходили от индо-буддийских цивилизаций Индокитая, Индонезии и Амаравати, которые находились на восточном побережье Южной Индии. По-видимому, выходцы из этих районов продолжали свои вояжи до 1200 года, когда закатилась цивилизация кхмеров в Камбодже. Каков же был их вклад в развитие индейских культур? Есть гипотеза, по которой этим вкладом оказались буддийские религиозные концепции, система административного деления, а также архитектурные стили и украшения, которые индейцы затем уже сами развили на свой манер. Например, в некоторых постройках Чичен-Ицы явно угадывается восточное влияние, один из элементов которого – фриз, украшенный искусно выполненными изображениями лотоса с листьями и корнями, как это встречается в Юго-Восточной Азии.

Архитектура майя, считает археолог Марк Девис, отчетливо напоминает многие камбоджийские строения, такие, как Ангкор Ват, Ангкор Тхом и другие.

Интересно, что в индейской интерпретации, ломимо изображений Кукулькана и Кецалькоатля, оперенный змей символизировал ночное небо, пожирающее лунного кролика. Хотя этот символ, похоже, в разных местах несет разные идеи, но именно такой же смысл он имеет на древних керамических изделиях китайцев.

Зонтик считался среди майя символом высокого социального положения. Нет несомненных доказательств, что они переняли его у азиатов. Но это удобное приспособление было известно народам ЮгоВосточной Азии с третьего тысячелетия до н. э. Два типа зонтиков, которые до сих пор применяются в Индии и Юго-Восточной Азии, изображены на фризах майя в Чакмультуне, на полуострове Юкатан.

Но когда же имели место контакты азиатов с цивилизацией майя? Эксперты единодушны во мнении, что они начались в середине классического периода цивилизации майя, в 300-900 годах, и проходили более интенсивно в течение раннего постклассического периода, продолжавшегося следующие восемь веков. Уже упоминавшийся лотос и другой схожий сюжет, а именно, лотос, растущий из пасти макары (мифического монстра с туловищем рыбы и хоботом слона), который имеется в Чичен-Ице, так же как в Индо-Китае, Индонезии и вообще в Юго-Восточной Азии, по-видимому, появились примерно в V веке, когда школа Амаравати процветала. Другое изображение – корень лотоса, выходящий из челюстей демонической головы, которое также обнаружено в Юго-Восточной Азии и в Чичен-Ице, показывает, что трансокеанские контакты продолжались до XII столетия.

Но – расстояние! Могли ли древние азиаты пересечь Тихий океан? Могли. Среди жителей Юго-Восточной и Восточной Азии было много умелых моряков, которые совершали дальние походы на больших морских судах. Корабли из Индии, например, часто пересекали Индийский океан и Бенгальский залив, достигая Малайи и Индонезии. Есть исторические сведения, доказывающие, что индийцы перевезли партию лошадей в Юго-Восточную Азию. Такой груз подразумевает большой тоннаж судна. Почему не предположить, что аналогичный корабль мог перевезти нескольких слонов через Тихий океан? И тем самым объяснить факт, что азиатский слон появился на различных барельефах и петроглифах в Центральной Америке. Очень может быть, что привезенные гиганты помогли индейцам при возведении их храмов, хотя, скорее всего, ни одно животное не оставило после себя потомства на американской земле.

Путь древних судов лежал вдоль материка – до западного побережья Нового Света. Наконец, используя течение, направленное на юг вдоль американских берегов – а древние японцы и китайцы знали об основных морских течениях, – они достигли берегов Центральной и Южной Америки.

А назад? На запад они могли следовать с течением, проходящим как раз к югу от экватора. Оно доставляло их почти до Индонезии.

Буддизм – миссионерская религия. Буддисты всегда старались распространять Ария Дхарму вдаль и вширь. Как японские монахи Дзена и тибетские ламы распространяют слово Будды на Западе сегодня, так и древние буддисты учили ему везде, где встречали восприимчивые души. Таким образом, помимо уже известного нам путешествия Хун Шена и его людей, вполне вероятно, что и другие монахи из разных частей Азии прокладывали пути в Америку с этой же целью.

Викинги в Парагвае?

Для начала вот такая история, похожая на сказку. Около 967 года один викинг – звали его, вероятно, Ульман, бог охотников, – высадился в заливе Пануко, в Мексике. Это был уроженец Южной Дании, где жило в те времена смешанное скандинаво-германское население.

Началась эпоха великих морских экспедиций. Каждое лето покидали викинги свои бесплодные земли, отважно пускались в Атлантику. Входили в устья рек, брали штурмом города и грабили их без зазрения совести. Ирландия, Шотландия, изрядная часть Англии и Нормандии были подчинены ими силой. Это были прекрасные мореплаватели, но квадратные паруса их судов ограничивали маневренность. Часто свирепые северные штормы уносили их далеко в океан, и великие открытия, о которых нам рассказывают саги, нередко становились неожиданными результатами таких вот стихийных бедствий. Может быть, и Ульман оказался в Новом Свете не без помощи очередного особенно сильного урагана?

Какой прием оказали индейцы Пануко рослым белокожим воинам, высадившимся на их берегах? Этого мы не знаем. История скандинавской эпопеи в Центральной и Южной Америке дошла до наших дней лишь благодаря немногочисленным фрагментам устной традиции индейцев и испанским хронистам эпохи завоевания.

Нетрудно представить, что корабли викингов потрясли индейцев своим видом. Правда, те уже могли видеть иных бледнолицых – ирландских монахов, очевидно пришедших из Хвиттерманналанда – Страны белых людей. У судов викингов была высокая заостренная носовая часть, борта покрыты металлическими щитами, блестевшими на солнце, огромный парус колыхался на ветру – все это делало их похожими на сказочных существ. Может быть, именно поэтому Ульман вошел в мексиканскую историю как Кецалькоатль – Оперенный змей?

Гонимые жарким и влажным климатом, они не мешкая покинули низинные земли, чтобы утвердиться на плато Анахуака. Там они снискали расположение тольтеков племени нахуатль, у которого Кецалькоатль стал пятым по счету правителем. Он дал индейцам законы, обратил их в свою религию и обучил искусствам земледелия и металлургии.

Каких-нибудь 20 лет спустя после высадки в Пануко Ульман был назван Юкатином у народа майя, в других районах ему дали имя Кукулькан. Он жил два года на юге Мексики, где все же успел основать на руинах небольшого предшествующего ему поселения город Чичен-Ица, и посетил соседние районы, жители которых сохранили о нем память под именем Вотан.

В результате восстания местных жителей, воспоминание о котором сохранилось благодаря батальным сценам на фресковой живописи в храме города, викинги должны были повернуть вспять с дороги на Анахуак.

Ульмана поджидала плохая весть: викинги, которые там остались, женившись в его отсутствие на местных женщинах и обзаводясь множеством детей-метисов, выступили против него. В ярости тот вынужден был покинуть Мексику. С верными друзьями он идет на юг морем. След викингов встречается в Венесуэле, Колумбии, Боливии и Перу. Но то были уже потомки воинов Ульмана. Около 1290 года они были атакованы войсками арауканцев, пришедших из Кокуимбо (Чили) под началом касика Кари. Теснимые в ходе успешных для индейцев боев, белые потеряли свою временную столицу Тиауанако и обосновались на острове Солнца посредине озера Титикака.

Но индейцы добрались и туда, результат битвы был вновь неблагоприятным для белых. Часть викингов убили победители-индейцы. Предводитель спасся с несколькими своими людьми и обосновался в районе Пуэрто-Вьехо в Эквадоре, построил плоты из миррового дерева и укрылся на океанических островах. Отдельные маленькие группы пришельцев углубились в леса, где постепенно вырождались.

Здесь бы и поставить точку, отметив тем самым финал фантастических перемещений персонажей индейских легенд, – за отсутствием, что называется, точных доказательств. Но в том-то и дело, что доказательства есть. Хотя и разной степени достоверности. Этой историей заинтересовался французский исследователь Жан де Майю и исколесил в составе небольшой экспедиции несколько стран Южной Америки – в поисках следов викингов. И нашел их! В перуанских Андах живет народность гуайяков. Именно к ним обратили взоры ученые. Дело в том, что антропологически они заметно отличаются от окружающих индейских племен. Более светлая кожа, удлиненный череп и некоторые другие черты указывают на возможное их родство с европеоидами. Интересно, что гуайяки – кочующие охотники-собиратели – изготовляют глиняную посуду и, что еще более странно, пользуются музыкальными инструментами. Это костяные свистульки, похожие на флейту Пана, – костяные или бамбуковые, а также своего рода гитары – трехструнные, без грифа, сделанные из выдолбленного дерева. Первый из этих инструментов очень распространен среди индейцев Андского нагорья.

Экспедиция де Майю сделала интересную находку – фрагмент глиняной посуды, украшенной сложным геометрическим рисунком и десятью знаками, причем девятый был явно руническим.

Перуанский унтер-офицер, сопровождавший ученых, показал им место, где жил в своей хижине индеец-гуайяк (ставший потом членом экспедиции). Он, кстати, не мог читать руническое письмо, но объяснил, что черепок этот – фрагмент глиняного горшка, и женщина племени украсила его знаками, принятыми у них. Надпись действительно была свежая. Вероятно, гуайяки использовали руны как декоративный элемент, а не как письмо, ибо они совсем не знали письменности, тем более средневековой скандинавской…

Де Майю нашел еще двоих людей из племени и попросил их написать нечто подобное. Им дали бумагу и шариковую ручку, и они без колебаний принялись «писать», причем довольно быстро. Результат оказался неожиданным: индейцы выводили какие-то знаки, смысл которых был им явно непонятен, как будто следовали какой-то забытой графической традиции.

Однажды начальник лагеря принес три маленьких глиняных черепка, на двух из которых можно было невооруженным глазом увидеть нарисованные надписи. Он объяснил, что это фрагменты, найденные несколько дней назад на краю деревни, где гуайяки корчевали участок леса под посевы кукурузы. Один из фрагментов представлял собой кусок горлышка вазы, довольно тонко выделанной вручную (подобные встречаются повсюду в Парагвае, где в течение столетий делают керамику и выбрасывают осколки). Но эти три куска были явно не современными. Происходили они из района Сьерра-Мороти. Позже там нашли еще 144 фрагмента, относившиеся к семи сосудам: вазам из грубой охристой глины, слепленной вручную. Вазы были покрыты таинственными надписями. Несомненно, они принадлежали предкам гуайяков, которые явцо не понимали смысла надписей. Но они хранили их из религиозного почтения. Теснимые колониальными войсками и миссионерами, индейцы уходили из родных мест и закопали вазы в яму. Именно в таком углублении их и нашли археологи. Выяснилось, что фрагменты сосудов, украшенных насечками, которые представляют собой ряды рунических знаков, были общими для гуайяков и других индейцев района. Но только этого района! На севере Парагвая индейцы никогда не делали ничего подобного. Даже амазонские араваки, которые считаются замечательными гончарами.

Чтобы понять смысл надписей на фрагментах ваз, нужно два слова сказать о рунах. Так называют род письма, которое германские народы использовали с III века до н. э. вплоть ДО XIII века и даже позже. Известно три главных рунических алфавита – древний футарк в 24 знака, использовавшийся до VIII века; футарк англосаксонский, содержавший от 28 до 32 знаков, используемый древним населением Британии с VI по XI век; новый футарк, новонорманнский, в 16 знаков, появившийся после VIII века. Каждая руна представляет звук или несколько звуков. Германские народы пользовались рунами, как мы пользуемся буквами греческого или латинского алфавитов.

Надписи на вазах из Сьерра-Мороти принадлежали первым двум типам. Предположительно норманны Тиауаиако прибыли в Америку около 967 года, то есть в эпоху, когда древние руны начали смешиваться с новым футарком. Древний способ письма, хотя и был вытеснен в начале IX века, не исчез без следа, и некоторые его знаки используются в более поздних надписях. Что касается букв, характерных для англосаксонского футарка, то это может свидетельствовать только об одном: экспедиция Ульмана состояла не только из датских норманнов и нескольких германцев, но и из людей с Британских островов, из Ирландии.

На одном из черепков можно различить дату: 1305. Цифры в виде кривой турецкой сабли характерны для Европы, частично попавшей под арабское влияние в Х веке. Исследователи нашли также и фрагмент, на котором изображена лама. Это животное раньше не было известно жителям Парагвая, оно попало туда только после испанского завоевания. Но ведь ламы не переносят тяжелого тропического климата. Эти животные хорошо чувстзуют себя только на высокогорьях. Художник, который выгравировал ламу, спустился, следовательно, с Андского нагорья.

Множество рунических знаков, выражающих разные понятия, нанесены и на другие черепки глиняной посуды из Сьерра-Мороти. Таким образом, вещественный материал доказывает, что викинги могли обосноваться в Южной Америке в XI веке, и пребывание их было ограничено 1290 годом. А антропологическое изучение гуайяков, в свою очередь, позволило экспедиции высказать предположение, что эти «белые ивдейцы» были на самом деле «опустившимися» и быстро смешавшимися с индейцами европейцами нордической расы, которые прежде долго жили на Андском нагорье.

На востоке Парагвая, в 20 километрах от городка Вильярика, находится Сьерра-Ивитирузу, небольшой горный массив крестообразной формы. В центре одного из возвышений имеется большая скала 30 метров в высоту, именуемая Сьерра-Полилья. Это самая высокая точка в цепи холмов. Сьерра-Полилья и ее «произведения», как выражаются местные жители, были открыты раньше, хотя впервые их изучила экспедиция де Майю. Первые испанцы, прибывшие в Америку, должны были знать о них, потому что дорога, которая ведет от Атлантического побережья в Асунсьон, проходит именно по этим местам. Первая экспедиция в район Ивирирузу натолкнулась на неожиданное препятствие: скала давала приют сотням тысяч огромных красных ос, чрезвычайно опасных и агрессивных. Участники поисков смогли сделать только несколько снимков на скорую руку. Но успели заснять два нарисованных кораблика и 124 надписи – малоразборчивых, но, несомненно, рунических.

Нужно было дополнительное обследование. Но как выгнать ос? Выкуривать их не хотелось – ведь только благодаря им сохранился этот островок граффити, убереженный от детей, влюбленных и туристов, которые не преминули бы перекрыть эти надписи собственными. Попытались работать в костюмах пчеловодов – неудобно. Наконец нащли в Асунсьоне препарат, предназначенный для усыпления ос.

К концу работы по фотографированию никто уже больше не сомневался: Сьерра-Полилья – поселение викингов. Нигде больше не было столько следов их пребывания, сколько нашли здесь. Лес, без сомнения, покрыл руины. И скала была невредима, и на глубине, в гроте, имелся отчетливый стилизованный рисунок гонца, бегущего со всех ног, подобно тому как бегали инки. Рисунок более германский, чем скандинавский, напоминал забавный персонаж, подобные которому встречаются в средневековой германской иконографии. Это не окажется неожиданностью, если предположить, что норманны из Тиауанако были выходцами из Шлезвига и что германцы составляли часть викингов, прибывших в Америку в Х веке.

На одной из настенных картин видны четыре корабля, начертанные черной краской, причем безукоризненно, второй из них имеет только силуэт. Первый и третий – явно рунические. Слово из трех букв, которое фигурирует вверху третьего корабля, легко транслитерируется и означает у норманнов «богатство». Надпись, которая сопровождает первый корабль, менее ясна. Она состоит из трех линий, каждая из которых представляет собой слово. Первое, почти стертое, нельзя дешифровать. Второе содержит две буквы – ОК, означающие союз "и". Третье неясно.

Остается узнать, что делали корабли в Сьерра-Полилья, в 800 километрах от моря? Не вызывали ли викинги таким способом суда, чтобы вернуться на родину? Но тогда зачем знак богатства? Может быть, выходцы из Северной Европы заготовили здесь много серебра и готовились вывезти его на родину?

И последнее открытие: в 14 километрах от гуайякской деревни Сьерра-Мороти на камнях под аркой моста найдена надпись старыми рунами, на которой можно ясно различить число 1457. Интересная деталь: семерка имеет архаическую форму, идущую из Х века, то есть из эпохи отъезда Ульмана из Европы…

Ссылка http://qaxa.ru/interesnie-facty/784-201 … 21-49.html .

0

3

интересно! хотя действительно за уши многое и притянуто. тем не менее, у самого Колумба в его "Дневнике первого путешествия" (точнее в его конспекте, который составил Бартоломе де Лас Касас) можно найти места, которые указывают на то, что Колумб не был первым европейцем в Америке. По крайней мере, у него была некая карта, и он точно знал, что за островами, окрытыми им в Карибском море, есть материк.
еще один интересный момент: в фильме "Завоевание рая" Колумб-Депардье все время утверждает, что они приплыли именно в Новый Свет, а не в Азию, куда они вроде как собирались плыть. понятно конечно, что в фильме можно много чего наговорить, но все же..

0

4

Латинская Америка: produit en France

Сегодня мы говорим о «Латинской Америке» как об идее, чей смысл абсолютно понятен для нас и естественен. Однако еще 200 лет назад даже немногие существовавшие тогда интеллектуалы этого региона просто бы не поняли, что означает это словосочетание. В ходу были иные термины – «Америки», «Испанские Индии», «Испанская Америка», «Лузитанская[1] Америка». Понятие «Латинская Америка» появилось на свет совсем недавно, в середине XIX века. Его начали впервые использовать для описания региона во Франции. Популярность оно обрело благодаря геополитическим амбициям французского императора Наполеона III (1852 – 1870 годы), племянника знаменитого корсиканца. Он всеми силами пытался расширить французское влияние в мире, в том числе и самыми необычными средствами.

Середина XIX века стало эпохой распространения концепций, деливших мир на расово-культурные блоки, объединявшие родственные нации. Процветали доктрины пангерманизма, панславизма, англосаксонского родства, оформлялась идея пантюркизма. Наполеон III стремился найти способ, который позволил бы ему успешно играть и на этом политическом поле. Таковым способом стала идея союза всех романоязычных, «латинских» стран под эгидой «старшего брата»  Франции. Подобная коалиция могла серьезно усилить положение Парижа на международной арене перед лицом Британской империи, Соединенных Штатов, России, Австрийской империи, объединявшейся Германии.

Концепция союза «латинских» стран сыграла немалую роль во французской политике в период от Второй империи до Второй мировой войны. Вытекавшими из нее соображениями было продиктовано, например, участие Франции в войне за объединение Италии (1859-1860 годы), содействие Парижа объединению Румынии (1856-1866) и противодействие попыткам посадить на вакантный испанский трон немецкого принца. Экономической основой альянса романоязычных стран являлся Латинский валютный союз, многие годы функционировавший в интересах Франции.

Одним из самых важных компонентов блока «латинских» стран под эгидой Франции могли стать бывшие испанские и португальские колонии в Америке. Несмотря на отсталость и слабую освоенность, с ними связывались большие перспективы развития. Вторая империя активно участвовала в делах этих стран, апогеем чего стала французская интервенция в Мексику в 1862-1867 годах, когда Наполеон III безуспешно пытался посадить на трон в Мехико своего ставленника Максимилиана Габсбурга, брата австрийского императора Франца-Иосифа.

Попытки включить ибероамериканские страны в сферу французского влияния требовали убедительного обоснования. Им оказалась концепция «Латинской Америки», утверждавшая родство данных стран с «латинскими»[2] державами Европы, включая Францию[3]. Учитывая этническую и расовую разнородность романоговорящих стран, концепция «Латинской Америки», разработанная еще в 1830-е годы сен-симонистом Мишелем Шевалье, была обречена находить их общность только в языке и в культуре, в противоположность, например, пангерманизму с его идеей «крови и почвы». С той поры латиноамериканцами в мире в равной степени считаются и чистокровный белый немец из Бразилии (например, генерал-президент Эрнст Гейзел, и бразильский негр (футболист Пеле), потому что их объединяет один язык и одна культура.

Люди и вещи

Почему идея Латинской Америки воплотилась в жизнь, хотя Вторая империя не пережила позорной капитуляции своего основателя Наполеона III перед Бисмарком в ловушке Седана? Ответ прост: Франция оказала огромное влияние на становление многих аспектов культуры латиноамериканских стран. Безусловно, освободившиеся колонии иберийских держав вначале обратили внимание на США и Англию, в которых видели образцы обустройства общественной жизни. Но уже второе поколение латиноамериканского образованного класса с 1830-1840-х годов обрело свою Мекку в Париже. Эти люди увидели во Франции родину настоящей культуры, изящного вкуса и искусства жить. С того момента все французское, от вин Бордо до новаторских проектов Густава Эйфеля, с жадностью поглощалось иберийской Америкой, превращавшейся благодаря французам в Америку Латинскую.           

Иногда влияние Франции приходило не с миром, а с войной. В Мексике французская интервенция 1862-1867 годов привела к тому, что гастрономические предпочтения двора злосчастного императора Максимилиана Габсбурга, которые принесли его повара из Парижа, распространились сверху донизу. Можно вспомнить и внедрение привычки подавать на завтрак круассаны, и распространение шампанского как признака роскошной жизни, и даже пристрастие мексиканской элиты к коньяку – независимо от политических предпочтений. Недаром генерал-президент Викториано Уэрта (1913-1914), один из самых кровавых диктаторов Мексики, остался в памяти не только жестокостью, но и фразой, что Хеннеси и Реми Мартель – единственные иностранцы, которым мексиканцы имеют основание быть благодарными. 

Французские образцы стал моделью изменения самой структуры ряда латиноамериканских городов. Знаменитая реконструкция Парижа его префектом бароном Османом в 1850-1860-е годы стала прототипом для обновления в конце XIX – начале XX века ведущих столиц региона – Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро, Мехико. Каждый из этих городов подражал Парижу Третьей республики с его блеском Belle époque. На берегах Ла-Платы или бухты Гуанабара изменения были аналогичны тем, что произошли ранее на берегах Сены. На смену кварталам старой застройки с их узкими улицами и антисанитарией пришли широкие проспекты и бульвары, монументы, помпезные общественные и частные здания в эклектическом стиле. «Маленьким Парижем» по праву мог быть назван не только Будапешт или Бухарест, но и Буэнос-Айрес. Даже в Манаусе, затерянном центре добычи каучука в центре бразильской Амазонии, был построен гигантский оперный театр, сумевший подражать парижской Гранд-опера не только в оформлении интерьеров, но и в репертуаре (Карузо).

Скрытым каналом влияния на Латинскую Америку была финансовая власть Франции над миром. От Июльской монархии до Первой мировой войны Парижская биржа оставалась крупнейшим в мире рынком свободного капитала, а сама Франция имела репутацию «мирового ростовщика». Займами ее банков пользовались все государства, от Российской империи до Сиама. К этому источнику капитала активно обращались страны Латинской Америки, поощрявшие приход французского бизнеса. Хотя коммерческие и финансовые вопросы стали причиной интервенций Франции против аргентинского диктатора Росаса и мексиканского президента Хуареса, в большинстве случае Франция не связывала инвестиции и кредиты с выполнением тяжелых экономических и политических условий, в отличие от США и Британии.

Наконец, Франция дала Латинской Америке немало людей. Бедные сельские регионы Франции стали источником массовой эмиграции в Аргентину, Бразилию, Уругвай, Чили. В последней из этих стран, например, на французское происхождение своих обладателей указывают такие фамилии, как Пиночет или Бачелет. Из среды аргентинских французов происходят первый подлинно демократический президент страны Ипполит Иригойен, знаменитый президент Хуан Перон и его жена Эвита, писатель Хулио Кортасар и самый знаменитый автор мелодий танго – Карлос Гардель. Не стоит забывать, что французские виноделы, бежавшие в конце XIX века от эпидемии филлоксеры, создали полноценную винодельческую отрасль в Чили и Аргентине, принеся туда качественные сорта винограда и передовые технологические навыки.

Идеи и люди

Культурное влияние Франции безусловно преобладало в Латинской Америке с 1830 по 1945 годы. Его адептами была в основном либерально настроенная часть образованного класса, для которой Франция и стала центром притяжения. Хотя США и Британия сохраняли привлекательность, стала ясной невозможность автоматически перенести англосаксонский опыт в страны к югу от Рио-Гранде. Влияние же Испании и Португалии после обретения независимости было объявлено чуждым и враждебным, не исключая испанского либерализма в духе Кадисской конституции 1812 года. К наследию бывших метрополий апеллировали только твердые, клерикально настроенные консерваторы, роль которых в политике региона медленно, но неуклонно сокращалась. Оставалась Франция, которую либералы разных видов воспринимали как успешный пример либерального общества на романской почве.

Франкофилия доходила в Латинской Америке до самых крайних проявлений. Одного из главных отцов-основателей Бразильской республики звали Бенжамен Констан, в честь известного французского либерала начала XIX века. А одним из первых деяний этих отцов-основателей было введение в качестве государственного праздника Бразилии 14 июля, дня взятия Бастилии, который отмечался с 1890 года вплоть до периода диктатуры Варгаса. Образованная часть общества Латинской Америке отождествляла себя с Францией до такой степени, что была готова оказывать своей духовной метрополии активную материальную и даже военную помощь во время ей столкновений с Германией. И если намерение боливийского диктатора-самодура Мариано Мелгарехо отправить свое войско на помощь осажденному немцами Парижу в 1870 году так и осталось историческим анекдотом, то массовое движение в поддержку Франции во главе с крупнейшим политиком Руи Барбоза добилось вступления Бразилии в Первую мировую войну на стороне Антанты.

Контакты с французской мыслью XIX века создали особый образ мышления латиноамериканского либерализма. Самый крупный из его деятелей, аргентинский президент Доминго Сармьенто почерпнул в Париже идеи Токвиля и Конта, ставшие ориентирами его политической программы. Оттуда же он заимствовал расовые идеи[4], например, о связи общественного прогресса и развития свободы с уменьшением доли представителей небелых рас в населении, что  породило политику ликвидации негров в Аргентине и их «отбеливания» в Бразилии.

Впрочем, хотя латиноамериканцы заимствовали из Франции политическую мысль от позитивизма до анархо-синдикализма, политические системы региона почти всюду копировали и копируют образец США, но не французские модели парламентской или президентско-парламентской республики, которые кажутся более пригодными для достижения политического компромисса. Более того, попытка ввести в Бразилии президентско-парламентскую систему в 1961-1963 годах закончилась неудачей и ускорила крах демократии. Латинская Америка была и остается очень далекой от французских представлений о политических институтах, прежде всего, о роли парламента и порядке формирования правительства.

Духовное воздействие Франции постоянно поддерживалось системой образования. Студенты из Нового Света, обучавшие во французских учебных заведениях, приносили на родину доктрины позитивизма, которые укоренились и долгое время процветали в образовательных структурах Латинской Америки. Философская социология Огюста Конта в сочетании с расизмом стала подлинной верой мексиканских сьентификос, аргентинских последователей Сармьенто, основателей бразильской республики. Самым ярким проявлением влияния французского позитивизма в регионе стало появление в 1889 года на флаге только что провозглашенной Республики Бразилия лозунга Конта «Порядок и прогресс», который остается на нем и по сей день.

Подчеркнем, что речь идет об обучении не только по гражданским специальностям.  С конца XIX века и до Второй мировой войны ряд армий региона были реорганизованы по французским образцам, причем пика этот процесс достиг в 1920-е годы вследствие победы Антанты в Первой мировой войне. Немало латиноамериканских командиров тогда получили дополнительное военное образование во Франции. Одним из них был, например, маршал Каштелу-Бранку, который в 1964 году сверг левого президента Бразилии Гуларта и основал 20-летнюю военную диктатуру.

Из Франции в Латинскую Америку попадали не только респектабельные и (квази)научные идеи. Широко заимствовались и те идеи, которые считались маргинальными – от анархизма до спиритизма. Во второй половине XIX века в Бразилии широко распространилась французская версия спиритизма Алена Кардека, которая смешалась с афро-бразильскими культами (макумба, кимбанда) и породила умбанду, наиболее популярное сегодня в этой стране синкретическое религиозное течение, привлекающее к себе множество белых.

Обратный людской поток выносил во Францию множество видных уроженцев Латинской Америки. В эту страну ехали не только для того, чтобы получить образование или приятно провести время. Париж был излюбленным местом для латиноамериканских изгнанников, будь-то один из главных лидеров войны за независимость Хосе Сан-Мартин, свергнутый мексиканский диктатор Порфирио Диас, попавший в опалу у военных отец бразильского экономического чуда 1960-х годов Дельфим Нето[5]. И в то же время Париж давал шанс обрести мировую славу с нуля (как сумел сделать аргентинец Кортасар) или приумножить ее (подобно бразильскому архитектору-коммунисту Оскару Нимейеру).

В последние десятилетия политическое и культурное влияние Франции в мире серьезно сократилось, причем этот процесс не миновал и Латинскую Америку. Во второй половине прошлого века из духовной колонии Франции данный регион превратился в периферию Соединенных Штатов, но это не может отменить фактов. Культурная матрица латиноамериканских стран испытала сильнейшее влияние Франции, уже не поддающееся удалению: оно вошло в «почву и кровь», и остается там.

[1] Лузитанская от слова «Лузитания», древнеримского названия территории современной Португалии

[2] То есть со странами, где говорят на романских языках, произошедших от древней латыни

[3] Стоит заметить, что сначала концепция «Латинской Америки» включала в себя и франкоговорящих негров из Гаити, которых теперь обычно не принято относить к данному региону.

[4] Не стоит забывать, что основатель расовой политико-биологической доктрины Гобино был французским аристократом, а сама идея «войны рас» внутри общества пользовалась огромной популярностью среди французских мыслителей XVIII и первой половины XIX веков, когда процветали рассуждения о вечной вражде рас «франков» и «галлов» как основной движущей силе истории Франции.

[5] Новый генерал-президент Гейзел лишил Дельфима Нето положения руководителя всей бразильской экономики и вместо того отправил его послом в Париж на вершине национального экономического рывка в 1974 году.

Алексей Черняев http://www.terra-america.ru/latinskaya- … rance.aspx

0

5

10 фактов о независимости Испанской Америки

Война за независимость США – первая модель революции, которая широко копировалась в мире. Она воодушевляла, в том числе, и либеральных лидеров первого этапа Французской революции[1]. Североамериканский опыт стал последней надеждой в борьбе за сохранение Речи Посполитой под руководством Костюшко, бывшего соратника Вашингтона. Но наиболее сильное влияние борьба колонистов против Англии оказала на их южных соседей – американские владения Испании.

Революционеры Испанской Америки видели в Вашингтоне и Джефферсоне пророков нового мира, проложивших путь в «царство Разума». Восстав против Мадрида, креольские революционеры преобразовывали свои страны по образцу Соединенных Штатов. Копировалось все: идеи, цели, политические институты и социальный порядок. Но результат был совсем иным, чем ожидалось. Для США борьба за независимость стала первым шагом к беспрецедентному национальному подъему. Страны Испанской Америки тот же процесс сделал периферией мировой экономики, а затем и сателлитами великого северного соседа. Потрясающий разрыв между Соединенными Штатами и Латинской Америкой возник в ходе войны за независимость испанских колоний. Основные особенности тех событий позволяют понять, почему же судьба стран к югу от Рио-Гранде стала так отличаться от США.

Факт 1. Перед революцией средний класс испанских колоний был слаб

Общество Испанской Америки состояло из слоя землевладельцев и крупных торговцев сверху и массы городских бедняков, крестьян-пеонов, неполноправных индейцев и негров-рабов снизу. Во второй половине XVIII века Мадрид проводил политику удушения промышленности и торговли в колониях ради интересов испанских производителей и купцов. Этот курс, названный «вторым завоеванием Америки», подорвал предпосылки для формирования сильного среднего класса. В этих условиях война за независимость обернулась войной верхов и низов испаноамериканских обществ.

Факт 2. Война за независимость протекала в условиях краха метрополии

Революции в колониях начались после того, как армии Наполеона вторглись в Испанию и захватили большую часть страны. Колонисты решились восстать только тогда, когда увидели, что у метрополии нет ни войск, ни флота, ни денег, что центральное правительство Испании фактически распалось и не сможет оказать сопротивления. После освобождения от Наполеона разоренная Испания, несмотря ни на что, сумела-таки отвоевать большую часть колоний. Но революция 1820–1823 годов[2] и французская интервенция 1823 года окончательно сорвали попытки Испании восстановить власть за океаном.

Факт 3. Революция – дело рук креольской колониальной элиты

Война за независимость была организована белой элитой, недовольной «вторым завоеванием Америки» в интересах Мадрида. Она оказалась основным бенефициаром независимости, захватив политическую власть, добившись свободной торговли с миром и ликвидации испанских посредников в экспортно-импортных операциях. Креолы стали почти полновластными хозяевами судеб низших слоев, приступили к ликвидации особого правового статуса индейцев и экспроприации их земли. Большая часть населения бывших колоний скорее проиграла от победы креольской элиты, хотя ряд выходцев из низов сделали карьеру в рядах революционных войск.

Факт 4. Революция началась там, где креолы не боялись расовой угрозы

Испания экономила на военных расходах и поручала оборону колоний отрядам креольской элиты. Численность регулярных испанских частей и колониальных ополчений соотносилась как 1 к 10 и даже 1 к 20. Креолы могли взять власть в колониях в любой момент. Однако в 1810 году креолы начали революции только в 4 странах – Венесуэле, Чили, Колумбии и Аргентине. И в Мексике, и в Перу, и в Боливии основная часть креольской элиты много лет оставалась верной Испании. Креолы восстали там, где белые составляли не менее трети населения, а доля индейцев была сравнительно небольшой. Там же, где аборигены численно доминировали, креольская элита выбрала сохранение испанской власти[3]. В этих странах элиты поддержали независимость лишь спустя 10 лет – после того, как были разгромлены крупные восстания низов, прежде всего, индейцев.

Факт 5. Ударной силой революции были масонские ложи пробританской ориентации

Решающую роль в войне независимости сыграла сеть масонских и квази-масонских организаций креольской элиты, созданная в конце XVIII и начале XIX века. Эти структуры, часто скрывавшиеся под видом экономических или литературных обществ, подготовили революцию. Они же дали кадры политических и военных руководителей для восставших колоний. Сплоченные группы радикалов с четкой идеологией быстро захватили власть. Свою малочисленность данное течение компенсировало решительными действиями, в том числе террором.

Точкой сборки сети были ложи «Великое Американское объединение» и «Лаутаро», созданные венесуэльцем Мирандой, который жил в Лондоне и предлагал британцам организовать движение за независимость Испанской Америки. В этих структурах участвовали многие лидеры антииспанского движения, которые когда-либо посещали английскую столицу, в том числе полководцы Боливар и Сан-Мартин, первый глава Колумбии Нариньо и первый глава Чили О`Хиггинс, аргентинский лидер Альвеар и ряд иных политиков. Ложи, созданные Мирандой, были связаны с масонством шотландского обряда и действовали в интересах Британии, заинтересованной в распаде Испанской империи. Не случайно революционные власти в числе первых шагов открывали свои порты для свободной торговли с Британией и искали с ней союза. Ценой союза стала передача англичанам внешней торговли освободившихся колоний, прежде контролировавшейся испанцами, и удушение остатков местной промышленности.

Факт 6. Война за независимость была гражданской войной

В данный период Испания была чрезвычайно слаба в военном отношении. За 15 лет войны испанцы только один раз смогли перебросить в Венесуэлу большое подкрепление – корпус численностью более 10 тысяч человек. Но, несмотря на слабость Испании, война в колониях продолжалась с 1810 по 1826 годы, причем победа далась креольским революционерам чрезвычайно тяжело[4]. Основную часть испанских войск составляли латиноамериканские лоялисты[5] По сути, война за независимость Испанской Америки была гражданской войной между сепаратистской креольской элитой и теми, кого не устраивало отделение от метрополии.

Факт 7. Война за независимость была социальной и расовой войной

Революция сопровождалась попытками изменить социальный порядок в пользу креольской элиты, что вело к выступлениям низов общества, состоявшим из индейцев, негров, мулатов и отчасти метисов. Они выступали под лозунгами защиты короля, причем их восстания активно стимулировались испанцами. Например, в Венесуэле испанцы спровоцировали бунт чернокожих рабов против креолов. Против революционеров воевали индейцы-арауканы в Чили и Аргентине, негры и цветные в Венесуэле, индейцы в Колумбии и Эквадоре.

Испанские войска в колониях на 70-80% (а то и больше) состояли из индейцев, негров, мулатов и метисов[6]. Силы революционеров также пополнялись за счет небелых рекрутов, но в целом позиция этих групп была враждебной креолам. Хотя в Мексике и Перу индейцы и цветные выступили против испанской власти,[7] однако в этих странах основная часть креольской элиты долго поддерживала Испанию. Если креолы боролись против короны, небелые воевали за испанского короля. Когда креолы были лоялистами, цветные выступали за революцию. Война за независимость Испанской Америки оборачивалась борьбой низов общества против верхов, цветных – против белых. Этим во многом объясняется ее жестокость, длительность и многочисленность жертв.

Факт 8. Важнейшую роль в победе колонистов сыграла британская интервенция

Британия формально не признавала восставшие колонии, но активно им помогала. После неудач повстанцы укрывались на английской Ямайке, британские банкиры предоставляли займы революционерам[8], а торговцы с Альбиона обеспечивали торговлю восставших колоний. В 1816 – 1819 годах при поддержке английских властей агенты Боливара наняли 6-7 тысяч британских и ганноверских военных, демобилизованных после наполеоновских войн. Эти силы составили костяк армии Боливара при завоевании Колумбии и Венесуэлы[9].

Армии Боливара и Сан-Мартина, сыгравшие главную роль в войне, изобиловали британскими офицерами на командных должностях. Чилийский флот, уничтоживший испанскую эскадру Тихого океана и обеспечивший вторжение армии Сан-Мартина с моря в Перу[10], был создан и возглавлен британским адмиралом Кокрейном. Офицеры и значительная часть матросов были британцами – фактически против Испании воевала английская эскадра. На международной арене Британия заблокировала попытки вооруженной интервенции держав Священного Союза в испанские колонии. При этом Британия была первой европейской страной, признавшей независимость новых республик.

Факт 9. США не поддерживали войну за независимость

Соединенные Штаты весьма сдержанно относились к борьбе за независимость испанских колоний. Креольские революционеры не раз обращались к ним за помощью, они копировали политическое устройство США и выражали симпатии северному соседу, но тот оставался холоден. Белый Дом не предоставлял восставшим займов, не позволял продавать им вооружение и не торопился признавать новые республики. Соединенные Штаты решали собственные задачи, используя войну за независимость испанских колоний, но не участвуя в ней. Сначала Вашингтон принудил Испанию уступить Флориду, затем помешал Мексике и Колумбии захватить Кубу. Доктрина Монро противодействовала попыткам европейских стран овладеть испанскими колониями: США не помогали новым республикам, а формировали сферу своего влияния.

Факт 10. Война за независимость разрушила экономику и общество Испанской Америки

15 лет войны привели к огромным человеческим и материальным потерям. В Мексике погибло около 10% населения (600 тысяч человек), в Венесуэле около 30% (320 тысяч человек), велики были потери в Перу, Боливии, нынешней Колумбии и Уругвае. Военные реквизиции подорвали сельское хозяйство, приток импортных товаров в рамках свободы торговли уничтожил индустрию, а серебряные рудники перестали функционировать. Налоговая система распалась, и новые государства родились банкротами. Это обстоятельство породило перманентную нестабильность в виде мятежей и переворотов. Наконец, капиталы в массовом порядке покидали страны Испанской Америки[11].

Освободившиеся республики столкнулись с разрушенной экономикой, пустой казной и почти полным отсутствием внутренних источников инвестиций. Они быстро оказались в полной зависимости от иностранной торговли и капитала, прежде всего, английского. Война за независимость прервала процесс внутреннего накопления капитала и превратила Испанскую Америку в экономическую периферию сначала Британии, а потом США. В конце своей деятельности Боливар заметил: «Независимость – это единственное благо, которого мы добились за счет всего остального». Пожертвовав остальным, креольские революционеры сделали независимость во многом призрачной и обрекли свои страны на многие десятилетия хождений по мукам. Они не закончились даже сегодня.

[1] Самый знаменитый из них, маркиз Лафайет, был начальником штаба Джорджа Вашингтона

[2] Которая началась с восстания экспедиционного корпуса, готовившегося к отправке на отвоевание Америки.

[3] Креольская элита Кубы не восстала против Испании, поскольку опасалась многочисленных черных рабов.

[4] В 1814-1815 гг. испанские войска завоевали все восставшие колонии, кроме Аргентины. Революционеры стали добиваться крупных успехов в 1817-1818 гг., однако перелом в войне состоялся лишь в 1820-1822 гг.

[5] В решающих сражениях войны доля европейцев в рядах испанских войск колебалась от 1-2% до 20-25%.

[6] В разных странах пропорция между этими группами была разной.

[7] Восстания Идальго и Морелоса в Мексике, восстание Пумакауа в Перу.

[8] К 1826 году одной только Колумбии, то есть правительству Боливара, британские банки предоставили займов на огромную сумму в 6,65 млн.фунтов стерлингов.

[9] Стоит заметить, что в решающих сражениях войны за независимость общая численность войск сторон не превышала цифры в 15-20 тыс.человек. На этом фоне британские солдаты Боливара были огромной силой.

[10] Сам план захвата Чили путем перехода через Анды и последующего вторжения в Перу по морю был разработан английскими военными в 1800 году и сообщен Сан-Мартину в период его пребывания в Лондоне.

[11] Например, в 1814 году из мексиканского Веракруса было вывезено 40 млн. песо серебром. Из перуанской Лимы в 1819-1825 годах на одних только английских кораблях было вывезено 54 млн. песо звонкой монетой.

Алексей Черняев http://www.terra-america.ru/Default.asp … ItemId=421

0

6

Ну и с того сайта и от того же автора о истории Бразилии:

Краткий курс истории Бразилии. Часть I (Успешная Империя)

Колониальный период: сахар, золото и рабы

Бразилия появилась благодаря двум историческим случайностям. В 1494 году испано-португальский договор провел линию раздела неевропейского мира таким образом, что в сферу влияния Португалии попала большая часть еще не открытой Бразилии. 22 апреля 1500 года эскадра Кабрала, направлявшаяся из Португалии в Индию и снесенная ветрами на запад, увидела берега новой страны.

Земля будущей Бразилии не вызвала большого интереса у португальцев. Ее заселяли племена индейцев, промышлявшие охотой или примитивным земледелием. Взять с них было нечего, драгоценных металлов или пряностей в стране не оказалось. Поэтому долгое время португальцы не заселяли Бразилию, а затем пытались сделать это только за счет частной инициативы.

Ситуация резко изменилась в середине XVI века. С одной стороны, в Бразилии появились французы, и Лиссабон испугался потерять страну. С другой – выяснилось, что побережье Бразилии прекрасно подходит для возделывания сахарного тростника, а в то время сахар был очень востребован на мировом рынке. Португалия нашла способ сделать полезной для себя бразильскую колонию.

В 1549 году прибыл первый официальный губернатор Бразилии, основавший ее первую столицу – Байю. Французы после напряженной борьбы были выбиты, а на месте их Форта Колиньи появился Рио-де-Жанейро. Начался быстрый рост сахарных плантаций. Сахар обеспечил рентабельность Бразилии и стал мотором освоения страны. Одновременно сахар сделал Бразилию страной рабства. Рабочих рук крайне не хватало, поэтому колонисты стали обращать в рабство индейцев и привозить из Африки черных рабов.

Благосостояние Бразилии вызвало вторжение голландцев, которые в 1630-е годы овладели северной половиной страны – основным регионом производства сахара. В Лиссабоне Бразилию уже считали потерянной. Но тут впервые бразильцы сами взяли в свои руки судьбу своей страны. Отряды колонистов развернули партизанскую войну. Многолетние набеги, засады, бунты привели к тому, что затраты голландцев на войну более чем в 2 раза превысили доходы: война стала просто не по карману голландской Вест-Индской компании. В 1654 году голландцы были вынуждены покинуть Бразилию. При минимальной помощи со стороны метрополии бразильцы отстояли свою страну от натиска мирового гегемона, сокрушившего португальскую колониальную империю в Азии.

Несмотря на эти трудности, Бразилия продолжала развиваться. Возникали новые сахарные плантации и заводы, осваивались новые земли. Спрос на рабочие руки был велик, поэтому в XVII и XVIII веках отряды охотников за индейцами-рабами (бандейранты) прошли до Амазонки и Анд. Благодаря бандейрантам Бразилия раскинулась на половину южноамериканского континента, получив в основном свои нынешние границы согласно испанско-португальскому договору 1777 года. Они же устроили масштабный геноцид индейцев. Обращая аборигенов в рабство и угоняя их на плантации, бандейранты очистили большую часть страны. Так же, как и США, Бразилия построена на костях индейцев. Но об этнических чистках и работорговле краснокожими в Бразилии миру известно несравненно меньше, чем об индейских войнах и депортациях в резервации в Северной Америке.

Переломным для Бразилии оказался XVIII век. В 1697 году внутри страны были найдены месторождения золота, в 1725 – россыпи алмазов. Бразилия стала крупнейшим поставщиком золота (более 1 тысячи тонн за век) и алмазов (более 2 миллионов карат) на мировой рынок. Золото и алмазы сменили сахар в качестве локомотива экономики. Страна пережила золотую лихорадку задолго до Калифорнии и Аляски. Эпоха золота и алмазов продолжалась до 1780 года, когда начался резкий спад добычи.

Основную выгоду от золота и алмазов получила Португалия, которая растратила эти доходы на роскошь двора и на английские товары. Хотя Бразилия заработала на своих недрах много меньше, чем могла бы, добыча алмазов и золота в корне изменила ее. Огромный приток белых эмигрантов и ввоз негров-рабов привел к демографическому взрыву. В 1700 году в Бразилии было около 300 тысяч жителей, к 1820 году их количество достигло 4 миллионов и превзошло численность населения самой Португалии. Месторождения находились в центре страны, поэтому Бразилия впервые расширилась за пределы побережной полосы. Началось массовое перемещение жителей вглубь континента, где были основаны новые города и поселения. Необходимость обеспечивать продовольствием многократно возросшее население создала бразильское скотоводство, постепенно ставшее одной из главных отраслей экономики. Одновременно экономический и политический центр страны сместился на юг, откуда было ближе до алмазов и золота. Кульминацией процесса стал перенос в 1763 году столицы Бразилии из Байи в Рио-де-Жанейро.

Колониальная эпоха стала временем рождения Бразилии. В это время был сконструирован сценарий ее дальнейшей истории, а также мультирасовый характер ее населения. Португалия создавала Бразилию с нуля для удовлетворения потребностей мирового рынка в сырьевых товарах, а отнюдь не под собственный проект развития. Уже в XVI веке новорожденная страна оказалась сырьевой периферией глобальной экономики. Выход из этого положения потребовал в XX веке титанических усилий.

Независимость без крови: освобождение Бразилии «сверху»

Вторжение наполеоновских войск в Португалию привело к тому, что в ноябре 1807 года королевская семья, двор и правительство бежали в Бразилию. Метрополия была оккупирована французами и на несколько лет стала театром боевых действий, которые сильно опустошили страну. Королевская семья, оказавшись в Рио-де-Жанейро, вынуждена была пойти на принципиальные уступки, как бразильской элите, так и Англии. За считанные месяцы были отменены прежние ограничения промышленной и торговой деятельности, бразильские порты открылись для иностранных (прежде всего, английских) торговцев. В 1815 году Бразилия перестала быть колонией, получив статус королевства.

Отношения между Португалией и Бразилией перевернулись. Прекратился поток денег и ценных товаров из колонии, благодаря которому раньше процветала экономика метрополии. Напротив, разоренной войной с Наполеоном Португалии приходилось отправлять деньги и войска для нужд королевского двора, который прекрасно чувствовал себя в Рио, явно не собираясь возвращаться обратно. Такое положение дел вызывало возмущение в Лиссабоне, который желал вновь подчинить бывшую колонию.

В 1820 году в Португалии произошла либеральная революция, которая вскоре докатилась и до Бразилии. Под давлением восставших португальских частей король Жуан VI был вынужден вернуться на родину, передав управление Бразилией своему старшему сыну – принцу Педру. На прощание король дал наследнику знаменитый совет: самому возглавить движение за независимость Бразилии.

Бразильская элита надеялась, что португальские либералы установят равноправный союз двух стран. Но в Лиссабоне взяли жесткий курс на повторную колонизацию Бразилии, потребовав возвращения принца Педру и ликвидации бразильского государства. Ответом стала волна негодования, направляемая местной элитой через структуру  масонских лож. Ради сохранения Бразилии под властью дома Браганса, Педру отказался уезжать и возглавил освободительное движение, последовав совету отца.

7 сентября 1822 года раздался «призыв Ипиранги», когда Педру произнес слова «Независимость или смерть!». В октябре того же года Бразилия была провозглашена независимой конституционной монархией, а принц стал ее императором. Остававшиеся на севере страны португальские войска не решились оказать сопротивление представителю своей династии и в 1823 году сложили оружие без большой борьбы. Англия, поддерживавшая отделение Бразилии, уже в 1825 году добилась признания ее независимости Португалией, после чего последовала волна признания новой империи странами Европы (Россия сделала это в 1828 году).

Бразильский случай мирного обретения независимости стал уникальным для Латинской Америки. Легитимный монарх Педру Браганса, став во главе освободительного движения, избавил Бразилию от многолетней войны за независимость. Поэтому, в отличие от испанских колоний, Бразилия при освобождении избежала гибели сотен тысяч людей, кровавой межрасовой и социальной борьбы, восстания негров-рабов, разрушения экономики и власти военных диктаторов.   

Бразильская империя: единственная успешная страна Латинской Америки

Новорожденная империя, родившись без большого кровопролития, не смогла все-таки избежать многих острых политических конфликтов. С самого начала встал вопрос о распределении власти между императором и парламентом, избиравшемся на основе имущественного ценза. Попытки Педру Первого добиться создания фактически абсолютной монархии вызвали ожесточенный отпор элиты и привели к отречению императора в 1831 году. Трон наследовал его малолетний сын Педру Второй, правивший до 1889 года. Усвоив урок отца, Педру Второй придерживался конституционных принципов, сотрудничая с парламентом и сохраняя политические свободы (даже республиканцы могли свободно агитировать за отмену монархии). В результате Бразильская империя на деле обеспечивала политические права гораздо лучше, чем соседние республики, в которых свирепствовали гражданские войны и диктатуры.

Важнейшей угрозой для Бразилии был региональный сепаратизм. Четверть века, с 1824 по 1849 годы, Бразилию потрясали сепаратистские восстания отдельных провинций, но все они потерпели неудачу. Огромная территория, регионы которой были слабо связаны между собой, легко могла распасться на ряд мелких государств, как это случилось с испанскими колониями в Америке. Однако политический авторитет легитимной монархии оставался фактором, связующим в единое целое разнородные провинции. Благодаря монархии Бразилия осталась единой страной, избежав раздробления. В стране прижилась дееспособная федеративная система, объединяющая центральное правительство и сильные регионы в фигуре императора, стоящего над ними всеми.

В экономическом отношении за это время Бразилия превратилась из страны сахара в страну кофе (после 1840 года кофе стал составлять более 50% всего бразильского экспорта). Как и в колониальное время, Бразилия функционировала как поставщик ценного сырья на мировые рынки – но этим сырьем стали не сахар и не золото, а кофе, мясо (после изобретения заморозки) и каучук. Превращение страны в крупнейшего производителя кофе (порядка 60% мирового производства) привело к окончательному сдвигу центра страны на юго-восток, в район Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу. Костяк элиты отныне составляли не сахарные плантаторы (спрос на бразильский сахар неуклонно снижался), а кофейные магнаты.

Изменение структуры экономики совпало с кризисом рабства. Под давлением Англии Бразилия, до того ежегодно ввозившая из Африки от 30 до 60 тысяч черных рабов, в 1850 году была вынуждена отказаться от импорта рабов. Отсутствие притока новых рабов делало труд имеющихся все более и более дорогим, что подрывало экономическую эффективность института рабства. В этих условиях правительство Бразилии с 1861 года сделало ставку на привлечение рабочей силы в виде европейских иммигрантов – немцев, португальцев, итальянцев, испанцев. Иммигранты заместили рабов на кофейных плантациях, их труд был более дешевым и производительным. Рабство стало неэффективным, что позволило отменить его в 1888 году. Бразильское рабство умерло по экономическим причинам: к моменту отмены численность рабов в населении сократилась с 45% в 1822 году до 5%.

Основным коммерческим и финансовым партнером Бразилии оставалась Англия, которая покупала большую часть товаров страны, предоставляла инвестиции и кредиты. Влияние Англии во многом определяло внешнюю политику Бразилии, удерживая императорское правительство от внешнеполитических авантюр. Казалось бы, огромная Бразилия должна была развернуть экспансию в Южной Америке. Однако ее достижения ограничились несколькими военными операциями. Даже Парагвайская война (1864 – 1870 годы), в ходе которой погибло более 80% населения Парагвая, была со стороны империи войной оборонительной, поскольку парагвайский диктатор Лопес первым вторгся в пределы Бразилии.

Несмотря на сохранение позиции сырьевой периферии, экономика Бразилии быстро развивалась. Это было крупное достижение на фоне других стран Латинской Америки, например, Мексики, ВВП которой снижался с 1810 по 1870 годы. Экономическое процветание способствовало демографическому подъему: в начале империи (1822 год) численность населения немногим превышала 4 миллиона человек, а на закате монархии (1889 год) достигла цифры в 14 миллионов – примерно столько же людей проживало в это время, например, в Испании. С 1885 года по численности населения Бразилия обогнала Мексику и с тех пор удерживает за собой место самой населенной страны Латинской Америки.

Рост населения сопровождался радикальным изменением соотношения рас. К моменту обретения независимости белые составляли около 20% населения Бразилии, тогда как доля негров и мулатов равнялась 70%. Императорское правительство, создав благоприятные условия для европейских переселенцев, добилось того, что к 1872 году численность белых увеличилась до 38%. По состоянию на 1890 год белые составляли уже 44% жителей Бразилии, а доля негров и мулатов сократилась до 47%. Именно монархия организовала процесс превращения страны из преимущественно черной в основном белую, который достиг своего пика в первой половине XX века.

Падение Бразильской империи оказалось связано с тем, что она во многом была слишком успешной. Политика развития образования привела к появлению класса лиц свободных профессий, для которых путь наверх ассоциировался с республикой. Армия после победы в Парагвайской войне стремилась активно участвовать в политике, чему монархия противодействовала с помощью усиления национальной гвардии, создания специальных черных подразделений и политике переброски военных для службы в джунгли на границах Бразилии. Союз недовольных интеллектуалов и военных осуществил государственный переворот 15-16 ноября 1889 года. Император и его семья были высланы из Бразилии, а сама страна провозглашена республикой. Поскольку переворот носил верхушечный характер, монарх мог бы сопротивляться, но во избежание гражданской войны Педру Второй отказался от этих действий.

Какое наследство оставила империя Бразилии? Прежде всего, речь идет о сохранении национального единства. Благодаря авторитету монархии удалось справиться с сепаратистскими движениями, угрожавшими разорвать страну на части. Власть императора сделала дееспособной федеративную систему. Второй составляющей политического наследия империи стал приоритет мирных методов политики, что дало десятилетия внутреннего мира и процветания. Бразилия, в отличие от иных стран континента, избежала стремления решать политические конфликты гражданскими войнами, замешанными на большой крови.

Монархия обеспечила стране устойчивый экономический рост, отменила рабство и привлекла широкий поток белых иммигрантов. Наконец, от монархии Бразилия унаследовала вооруженные силы и бюрократию, свободные от «касикизма», то есть преобладающего влияния местных вождей-каудильо. Империя обеспечила выживание и развитие Бразилии как единого государства в самый трудный период истории Латинской Америки. Безусловно, именно опыт империи стал условием превращения Бразилии в самое успешное государство всего региона.

http://terra-america.ru/kratkii-kurs-is … eriya.aspx

Краткий курс истории Бразилии. Часть II (В поисках модели развития)

Старая республика: взлет и закат сырьевого общества

Создатели бразильской республики, как и многие латиноамериканские интеллектуалы той эпохи, черпали вдохновение из французского позитивизма Огюста Конта[1] и концепций аргентинского политика Доминго Сармьенто. Пожалуй, влияние Сармьенто было даже большим, несмотря на галломанию бразильских отцов-основателей. Сармьенто видел идеал в превращении латиноамериканских стран в аналоги США. Поэтому государственное устройство Бразилии согласно конституции 1891 года копировало политическую систему Соединенных Штатов.

Бразилия стала федеративной республикой с сильным президентом, имеющим право занимать свой пост только один срок. Реальным противовесом власти президента оказалась очень широкая автономия штатов. Штаты собирали большую часть налогов, акцизы на экспорт товаров, произведенных на своей территории, а также внутренние таможенные пошлины. В результате Старая Республика, в отличие от многих соседей, оказалась государством, сочетающим дееспособную центральную власть и сильное самоуправление в регионах. Несмотря на все пертурбации XX века, конституционное устройство Бразилии и сегодня является одним из наиболее близких в мире к устройству США.

Политическая система Бразилии в эпоху Старой республики, конечно, сильно отличалась от США, представляя собой олигархию плантаторов под маской формальной демократии. Основной силой в стране были кофейные плантаторы из штатов Сан-Паулу и Минас-Жераис, представители которых с 1894 до 1930 года занимали пост президента и формировали федеральное правительство. Латифундисты из некофейных регионов получили в качестве компенсации за устранение с национального уровня политики полную власть в своих штатах.

Важнейшим ресурсом роста стала гигантская европейская иммиграция, которую правители Бразилии рассматривали как главный инструмент модернизации страны. Бразильское правительство проводило в жизнь и другую идею Сармьенто, который связывал прогресс с уменьшением доли в населении негров, мулатов и индейцев. Власти Бразилии поощряли «политику отбеливания», то есть размывания негров и мулатов путем заключения браков женщин этих групп с белыми иммигрантами. Благодаря иммиграции и «политике отбеливания» произошло не просто увеличение населения страны с 14 миллионов (1889 год) до 40 миллионов[2] (1930 год), но и серьезное изменение его расового состава. За время существования Старой республики доля белых в населении возросла с 47% до 64%. Так завершилось начавшееся еще в период империи превращение Бразилии из страны преимущественно черной в страну в основном белую.

На протяжении 40 лет развитие Бразилии шло за счет наращивания экспорта сырья, прежде всего, кофе.[3] Эта модель принесла немалые успехи, но каждое значительное снижение цен на кофе создавало в Бразилии экономический кризис. В этих условиях с 1906 года правительство страны приступило к систематической поддержке производителей кофе – латифундистов Сан-Паулу и Минас-Жераиса. Государство предоставляло им льготные кредиты, которые позволяли воздержаться от немедленных продаж излишков кофе и дождаться выгодных цен. У Бразилии не было достаточных средств, поэтому спасение кофейных плантаторов оплачивалось за счет увеличения налогов, инфляционного финансирования и заключения иностранных займов. Эта политика, получившая название «валоризации», стала важной причиной кризиса режима. Она загоняла государство в перманентный финансовый кризис и усиливала недовольство правительством со стороны элит периферийных штатов, промышленного капитала и городского среднего класса.

Чтобы понять смысл «валоризации», представим себе, что российское государство в период низких цен на нефть и газ скупает их излишки за свой счет, увеличивая для этого налоги, беря новые займы за границей и выпуская необеспеченные деньги. Примерно такая картина столетие назад сложилась в Бразилии. С начала XX века «валоризация» обеспечивала благополучие производителей кофе из двух штатов за счет всей остальной страны. Альтернативой «валоризации» могло стать государственное стимулирование уменьшения производства кофе. Но такая политика была невозможной, пока центральная власть оставалась в руках кофейной олигархии.

Соотношение сил внутри страны постепенно менялось не в пользу правящей группы. Большой размер внутреннего рынка обеспечил серьезное развитие национальной легкой промышленности даже в неблагоприятных условиях. Мощный стимул ее росту дала Первая мировая война, когда уменьшение притока товаров из Европы стимулировало собственное производство. Следствием оказалось резкое усиление промышленной буржуазии, городского среднего и городского рабочего классов. Бурный рост легкой промышленности и связанных с нею социальных групп продолжался и в 1920-е годы, несмотря на отсутствие государственной защиты от импорта. Новым силам, порожденным развитием страны, становилось тесно в политической системе Старой республики, неспособной учитывать их интересы.

Развитие Бразилии требовало отказа от поддержки производителей кофе за счет всей остальной страны. Однако правящая кофейная олигархия не могла отказаться от политики «валоризации» – это нанесло бы сокрушительный удар по ее экономической базе. С 1922 года появился ряд протестных движений. Правящая группа ответила на рост недовольства ограничением конституционных свобод, ставкой на вооруженную силу и репрессиями против оппозиции. К началу Великой депрессии система Старой республики была глубоко больна. Модель общества, живущего за счет экспорта монокультуры кофе, демонстрировала несовместимость с развитием огромной страны.

Развязка наступила в 1930 году, когда состоялись очередные президентские выборы. Оппозиция объединилась в Либеральный альянс, в который вошли национальная промышленная буржуазия, сахарные латифундисты северо-востока, скотоводы крайнего юга, городской средний класс и рабочие. Однако кандидат Либерального альянса Жетулио Варгас из-за фальсификаций проиграл представителю олигархии Сан-Паулу. Оппозиция не признала результаты выборов и в октябре 1930 года организовала восстание в ряде штатов, получившее поддержку США. После короткой гражданской войны непопулярный режим рухнул, и 3 ноября 1930 года власть перешла в руки Варгаса. Старая республика пала в результате неуступчивости кофейной олигархии по отношению к требованиям новых социальных сил, порожденных экономическим развитием. Революция 1930 года стала поворотным пунктом в истории страны: после четырех веков развития в качестве сырьевой периферии Бразилия приступила к созданию индустриальной экономики.

Эпоха Варгаса: создание индустриального общества

Правление Варгаса длилось с 1930 по 1945 годы. За эти годы Бразилия сменила несколько форм правления – неизменной оставалась только сильная личная власть Варгаса, готового к любому политическому маневру ради ее сохранения. Чтобы ослабить штаты и укрепить центральную власть, после прихода к власти Варгас отменил внутренние таможенные пошлины и передал акцизы на экспортные товары от штатов федерации. Вместо закупок излишков кофе Варгас требовал их уничтожения.[4] Все эти меры подрывали могущество кофейной олигархии и предотвращали попытку реванша с ее стороны. Хотя после восстания в Сан-Паулу в 1932 году глава государства смягчил политику по отношению к производителям кофе, их прежняя лидирующая роль была утрачена.

Основная угроза, впрочем, была связана с неспособностью нового режима коренным образом улучшить социально-экономическую ситуацию. У Бразилии не было финансовых и технических возможностей для форсированной индустриализации и решения социальных проблем, хотя Варгас обещал это в ходе борьбы за власть. Условия для развития были весьма неблагоприятными. Острый кризис в сельском хозяйстве накладывался на демографический взрыв. Массы бедняков стекались в города, хотя городская индустрия не могла их абсорбировать. Результатом стал рост слоя городских люмпенов, ютившихся в фавелах и оказавшихся топливом для радикализма слева и справа.

Опасным вызовом в 1930-е годы стал подъем радикальных движений. Кризис бразильского общества привел к развертыванию мощного профсоюзного движения и дал шанс левым радикалам, прежде всего, коммунистам. В ноябре 1935 года они предприняли попытку вооруженной революции в ряде городов, которая была подавлена силой. Это событие позволило правительству сокрушить левых и поставить профсоюзы под жесткий контроль. После этого Варгас обрушился на бурно развивавшуюся фашистскую партию интегралистов,[5] с которой он ранее сотрудничал в борьбе против левых. Чтобы не допустить победу лидера интегралистов Плиниу Сальгадо на президентских выборах, в ноябре 1937 года Варгас совершил новый государственный переворот и основал корпоративное «Новое государство» по образцу фашистской Италии и Португалии Салазара. Варгас запретил все политические партии и разгромил интегралистов.

Во второй половине 1930-х годов Варгас решил выходить из кризиса путем превращения Бразилии в фашистское государство, копирующее Италию Муссолини. В стране установился режим жесткой личной власти, опиравшийся на репрессии и пропаганду. Деятельность оппозиции находилась под запретом, независимые профсоюзы и левые силы подавлялись, парламент превратился в совещательный орган. Профсоюзы функционировали в форме корпораций, которые объединяли рабочих и предпринимателей под руководством лидеров, утвержденных министерством труда. Забастовки были запрещены, но правительство проводило социальную политику в интересах городских рабочих и служащих[6] с таким размахом, что Варгас получил прозвище «Отец бедняков». Трудовой кодекс 1943 года стал одним из наиболее социально ориентированных в тогдашнем мире. Бразильская диктатура чрезвычайно широко использовала социальный популизм как в риторике, так и на практике.

Варгас искал способ интеграции общества за счет пробуждения национальных чувств. Благодаря Варгасу произошел подъем бразильского национализма, который он рассматривал как основное средство преодоления классовой вражды и объединения бразильцев вокруг задач развития. В Бразилии осуществлялись мероприятия по «бразилизации», чтобы соединить разнородное население португальским языком и единой культурой. Режим стремился пробудить у бразильцев гордость за принадлежность к нации. Резко ослабло давление государства на афро-бразильские синкретические религиозные культы вроде умбанды и макумбы. С целью стимулировать развитие национальной промышленности правительство реализовало программу «Покупайте бразильское», убеждая сограждан, что в Бразилии производятся качественные потребительские товары.

Политическая стабилизация позволила Варгасу сосредоточиться на проблемах экономики. Его правительство поощряло индустриальное развитие, вело протекционистскую таможенную политику. Однако национальная индустрия оставалась легкой, а для качественного прорыва была необходима тяжелая промышленность. Стране требовался иностранный партнер, способный обеспечить индустриализацию. В связи с ослаблением Англии им могли стать только две страны – США или нацистская Германия. Внешняя политика Варгаса всю вторую половину 1930-х годов колебалась между Вашингтоном и Берлином в поисках более выгодных условий.

В 1940-1941 годах Варгас сделал выбор в пользу Соединенных Штатов[7], в результате чего в мае 1942 года Бразилия вступила в мировую войну на стороне союзников. Выбор Варгаса в пользу союза с Америкой был обусловлен не только географической близостью США, но и их готовностью содействовать созданию бразильской тяжелой индустрии. Бразилия обеспечила США крупные поставки ценного сельскохозяйственного и минерального сырья. На северо-востоке страны были созданы военные базы США, сыгравшие большую роль в переброске американских войск в ходе войны. Бразильский флот и авиация проводили конвои и боролись с подводными лодками в Южной Атлантике, а бразильский экспедиционный корпус с июля 1944 года сражался в Италии.

Америка предоставила Бразилии кредиты, специалистов, технологии и оборудование для создания тяжелой промышленности, например, комбината черной металлургии Волта-Редонда, завода авиационных двигателей и химического комбината. С 1940 по 1946 годы благодаря США Бразилия получила основу своей тяжелой индустрии, которую она не могла создать своими силами. Варгас, как и Сталин, проводил индустриализацию главным образом благодаря содействию Америки. Но в отличие от СССР, Бразилия не заплатила за промышленность кровавую цену.

Мировая война резко ослабила внешнеторговые связи. Национальная промышленность получила мощный стимул для роста, объем ее производства за годы войны вырос более чем на треть. Множество товаров, которые раньше импортировались, стали производиться в самой Бразилии. Впервые в истории промышленные товары заняли значительное место[8] в экспорте Бразилии. К 1945 году Бразилия превратилась в аграрно-индустриальную страну. С этого времени промышленная буржуазия стала лидирующей элитной группой, оттеснив латифундистов. Главным вопросом внутренней политики оказались отношения между городскими предпринимателями, средними классами и рабочими.

Участие в войне на стороне союзников и тесное взаимодействие с США неизбежно поставили под вопрос сохранение в Бразилии режима фашистского типа. Резко усилилась активность оппозиции, которая в 1943-1944 годах развернула широкое движение за демократизацию. В связи с изменившейся международной и внутренней обстановкой Варгас взял курс на демонтаж «Нового государства». Весной 1945 года глава государства объявил о предстоящем переходе к демократии, разрешил деятельность партий (включая компартию), обещал не баллотироваться на предстоящих президентских выборах и даровал амнистию политическим заключенным. Единственный раз в мировой истории создатель фашистского режима ликвидировал его собственными руками.

Значение диктатуры Варгаса состояло в том, что она в очень сложных условиях успешно обеспечила начало перехода Бразилии от аграрной экономики к индустриальной. Политическим наследием этой эпохи стала формула развития, сочетающая индустриализацию усилиями государства, национализм и социальный популизм.

[1] Первое республиканское правительство поместило на государственный флаг Бразилии девиз Конта «Порядок и прогресс», который и сегодня остается на нем

[2] Примерно соответствует численности населения тогдашней Франции.

[3] В 1889 году на долю Бразилии приходилось 56% мирового производства кофе, а в 1904 году – уже 75%, причем 85% производства кофе в стране давали два штата – Сан-Паулу и Минас-Жераис. В эту эпоху налоги на экспорт кофе обеспечивали около 70% всех доходов бразильского государства.

[4] К 1934 году в Бразилии были сожжены или выброшены в море 29 миллионов мешков кофе (мешок имел вес в 60 кг.). Благодаря политике Варгаса с 1930 по 1940 года доля кофе в доходах от экспорта страны сократилась с 71,5% до 45%.

[5] Ее численность в 1937 году достигала 1,1 миллионов человек.

[6] При этом режим Варгаса игнорировал и подавлял движения сельскохозяйственных рабочих и арендаторов.

[7] Хотя осенью 1940 года группа прогермански настроенных генералов пыталась добиться от Варгаса объявления войны Англии, то есть участия Бразилии в войне на стороне Германии.

[8] В 1944 году промышленные товары составили 20% бразильского экспорта, выйдя на второе место после кофе.

http://www.terra-america.ru/kratkii-kur … itiya.aspx

0

7

Во какие были люди:

Игнатий Домейко

Один из самых знаменитых в мире белорусов Игнатий Домейко (31.07.1802 - 23.01.1889) - участник освободительного движения в Беларуси, национальный герой Чили, всемирно известный ученый-минералог,многолетний ректор Чилийского университета. Он оставил заметный след в самых разных отраслях человеческих знаний: минералогии и геологии, физике, химии и металлургии, географии и этнографии, ботанике и зоологии и внес существенный вклад в организацию системы образования Чили.

Игнатий Домейко родился 31 июля 1802 г.в имении Медвядка Новогрудского повета (ныне Кореличский район Гродненской области Беларуси) в семье бывшего земского судьи Новогрудского воеводства. С семи лет после смерти отца находился под опекой своих дядей, которые были высокообразованными людьми, жил в их имениях Жибуртовщина и Озераны (ныне Дятловский район Гродненской области). В возрасте 10 лет Игнатий поступил в уездное училище с гимназическим курсом обучения, созданное на базе известного высоким уровнем преподавания коллегиума католического ордена пиаров, в г. Щучине.

В 1816 г. Игнатий Домейко был принят на факультет физических и математических наук Виленского университета, где помимо физики и математики получил знания по топографии, архитектуре, иностранным языкам, истории, литературе. В 1822 г. Игнатий Домейко защитил диссертацию и получил степень магистра философии.

В университете Домейко завязал дружеские отношения с поэтом и общественным деятелем Адамом Мицкевичем, поэтом и фольклористом Яном Чечетом, поэтом-революционером, исследователем природы Томашем Заном. Они входили в тайные патриотические студенческие общества филоматов и филаретов, участники которых считали своей главной целью подготовку молодежи к всесторонней деятельности на пользу Родине. Большое внимание они уделяли пробуждению национального самосознания, пропаганде гуманизма, трактовали знания и науку как наивысшие ценности человека, выступали против официальной политики царской России в области образования, осуждали деспотизм, крепостничество, феодально-абсолютистские порядки. В 1820 г. Игнатий Домейко стал членом общества филоматов под конспиративным именем Жегота. Позднее Адам Мицкевич назовет так одного из героев своей поэмы «Дзяды», кроме того, первоначально он хотел дать название «Жегота» своей поэме «Пан Тадеуш». В 1823 г. конспиративные общества были раскрыты, их членов (около ста человек) арестовали, в том числе и Игнатия Домейко. В качестве наказания его выслали под надзор полиции в имение дяди.

Бывшие филоматы не допускались на государственную службу. Домейко шесть лет хозяйствовал в имениях Жибуртовщина и Заполье (ныне Лидский район Гродненской области). Знания по агрономии он получал из выписываемых из Германии книг. В эти годы ему приходилось заниматься экспериментальным садоводством, ветеринарией, лечением больных крестьян. Кроме того, он делал переводы с различных языков.

Игнатий Домейко принял участие в национально-освободительном восстании 1830-1831 гг. в Польше, Беларуси и Литве против царской России. После поражения восстания вместе с повстанческой армией Домейко перешел российско-прусскую границу и сложил оружие.

Вынужденный оставаться за границей, с 1832 г. Домейко жил в Париже, принимал участие в общественной деятельности белорусско-польско-литовской эмиграции. Позднее он посещал лекции в Сорбонне, изучал химию и геологические науки в Парижской Горной школе, которую окончил в 1837 г.

В 1838 г. Игнатий Домейко выехал в Чили на шесть лет, чтобы преподавать химию и минералогию. Однако пребывание в этой южноамериканской стране продлилось почти полстолетия. Несколько лет Домейко преподавал в Горной школе города Кокимбо, основал метеорологическую службу, создал этнографический музей. В поездках по стране он изучал геологию и минералогию Анд, пустыни Атакама и провинции Араукания на юге Чили, а также быт коренных жителей страны - индейцев мапуче (арауканов), свои впечатления о которых изложил в книге.

Активная деятельность Игнатия Домейко в Кокимбо была отмечена научной общественностью и правительством Чили: в 1847 г. его пригласили преподавать в Чилийский университет в столице страны - Сантьяго. В 1867-1883 гг. он являлся ректором этого крупнейшего вуза Чили, принимал непосредственное участие в реформировании системы высшего образования в стране. Ученый неоднократно проводил экспедиции в Андах, изучал вулканы, открыл медные и серебряные копи, организовал добычу золота и селитры, впервые в Латинской Америке ввел метрическую систему мер и весов, писал учебники и научные трактаты, которые публиковались в парижских научных журналах. После выхода Домейко в отставку, правительство Чили утвердило ему персональную пенсию - самую высокую в стране, размер которой превышал даже вознаграждение для генералов, воевавших за независимость этой страны.

В 1884 г. Игнатий Домейко смог осуществить свою давнюю мечту - приехать в Беларусь. Его с почетом провожали в путь многочисленные друзья и ученики, среди которых были известные политики, университетские преподаватели и студенты.По дороге в Беларусь - в Кракове и Варшаве, где он останавливался, - его торжественно чествовали, но Домейко стремился поскорее попасть на родину. В своем дневнике он писал: «...Я чувствовал, как стучит у меня в висках кровь при мысли, что я скоро буду дома, что я еще не достиг цели своего путешествия. ...Уже и Буг, ночной Брест - я в Литве!» (такое историческое название почти до конца XIX в. имела большая часть территории современной Беларуси). В дневниковых записях о восстании 1830-1831 гг. Домейко практически в каждом случае не забывает указать национальную принадлежность того или иного повстанца. Он четко выделял «коронных» (это значит поляков), «жмудинов» (современных литовцев) и «наших литвинов» (современных белорусов). 14 июня 1887 г. Ягеллонским университетом в Кракове степень почетного доктора медицины была присуждена, как указано в дипломе, «литвину» Игнатию Домейко.

На родине Домейко четыре года прожил в Жибуртовщине и за это время посетил другие памятные ему места Беларуси: Медвядку, Мир, Крошин. Одного из последних филаретов везде встречали с радостью, с крестьянами Игнатий Домейко разговаривал на белорусском языке, не забытом им, несмотря на полувековое отсутствие. Во время пребывания в Беларуси он несколько раз выезжал в Париж, побывал в Риме, Иерусалиме.

Вскоре после возвращения в Сантьяго, 23 января 1889 г. Игнатий Домейко скончался. Правительство провозгласило его национальным героем Чили. В день похорон в стране был объявлен национальный траур.

В Беларуси, на родине Игнатия Домейко, в его бывшем фольварке в деревне Заполье Лидского района открыт музей знаменитого земляка, созданы школьные музеи в деревнях Великая Медвядка Кореличского и Крупово Лидского районов, его именем названа улица в деревне Крупово.

http://gordost-belarusi.ru/deateli_kult … index.html

0

8

Русские в Латинской Америке: сколько и почему?

На факультете международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета недавно прошла масштабная конференция, посвященная связям России и Латинской Америки. В ней приняли участие как гости из-за океана, так и российские латиноамериканисты. Профессор Российского университета дружбы народов Марина Мосейкина рассказала "Росбалту" о судьбах эмигрантов из России и СССР в латиноамериканских странах.

— Когда начали складываться русскоязычные сообщества в странах Латинской Америки?

— Я историк и занимаюсь истоками формирования русскоязычного зарубежья — Русского мира, как мы его называем. Без знания этих истоков в целом невозможно понять логику формирования русскоязычных общин Латинской Америки. Сюда направлялось несколько миграционных волн, имевших разные причины, разную идеологию, разные цели.

Становление русскоязычного комьюнити в Латинской Америке началось в конце XIX века. Это была так называемая трудовая миграция. Представлена она была в основном российскими немцами, жителями Прибалтики, украинцами, белорусами и в небольшом количестве русскими крестьянами западных губерний, политическими эмигрантами, оказавшимися здесь после первой русской революции.

— А многочисленная волна -это сколько?

— Свыше ста тысяч человек — в Аргентину, и почти столько же — в Бразилию.

— Для того времени это огромные цифры. Люди искали, как мы бы сказали сегодня, новые возможности для бизнеса?

— Ну, это слишком громко сказано. Они бежали прежде всего от нерешенных социальных и национальных проблем, от религиозных притеснений и, главное, в поисках работы, потому что проблема малоземелья, трудовой занятости в тот период в Российской империи стояла достаточно остро.

— Следующая волна — это, видимо, послереволюционные эмигранты?

— Да, это так называемая первая (послереволюционная) волна собственно русской эмиграции, которая носила политический характер. В Южную Америку люди отправлялись уже из Европы или Китая, поэтому для многих это была вторичная миграция.

Вторая волна русских эмигрантов в Латинскую Америку приходится на послевоенный период. Ее составили белоэмигранты, уходившие с территории Центральной и Восточной Европы, оказавшейся в зоне влияния СССР, коллаборанты, остарбайтеры, угнанные на работу в Германию, военнопленные и так далее.

Общими характеристиками иммигрантов первой и второй волн был достаточно высокий образовательный уровень, наличие среди них большого числа военных, технических специалистов, инженеров, деятелей культуры, которые структурировались в диаспору и одновременно включались в жизнь латиноамериканского общества в самых различных областях профессиональной, предпринимательской и культурной деятельности.

Но при этом слияния первой и второй волн миграции в Латинской Америке, как и в целом в зарубежье, не произошло. Люди были слишком разные по социальному происхождению, политическим взглядам, по своим установкам. Вторая мировая война еще больше расколола эмиграцию. Часть эмигрантов в ходе войны встала на оборонческие (порой просоветские) позиции, другая же (и это была большая часть белой эмиграции) продолжала выступать с позиции пораженчества. В этой группе была заметная доля коллаборантов, которые после войны мигрировали за океан, преимущественно в Северную и Южную Америку, где, однако, были встречены уже проживавшими там соотечественниками как предатели и фашисты. Тем не менее, в условиях начавшейся холодной войны внутриполитические противоречия уходили на задний план. В Латинской Америке, оказавшейся в зоне влияния США, также произошло смыкание разных волн миграции на позициях антикоммунизма и антисоветизма, хотя степень консолидации у украинского и белорусского комьюнити, например, в странах континента всегда была выше, чем у русских.

— А если говорить об отдельных странах, куда прежде всего ехали эмигранты из России?

— Традиционно это Аргентина, Бразилия, Уругвай, затем в тридцатые годы к ним добавился Парагвай. В меньшей степени — Чили, Мексика, Доминиканская республика. Надо заметить, что, когда в послевоенной Европе решался вопрос о людях, находящихся в лагерях для перемещенных лиц, среди которых было много советских граждан, и некоторые из них хотели избежать репатриации в сталинский СССР, то на этот запрос активно откликнулись латиноамериканские страны, открыв в очередной раз двери для русских. Достаточно сказать, что генерал Перон в Аргентине заявил о готовности принять не менее 25 тысяч человек. Вторую массовую волну приняла вновь Бразилия, а из новых стран — Венесуэла.

-А поддерживались ли какие-то связи с бывшей родиной, превратившейся в СССР?

— Как вы понимаете, тут были проблемы. Я задавалась вопросом: можно ли вообще рассматривать русскоязычную диаспору Латинской Америки как социокультурный, да и вообще в широком смысле человеческий ресурс СССР/России? Мне кажется, что да — мы можем говорить об этом феномене и применительно к Латинской Америке.

В 1925 году в СССР было создано Всесоюзное общество культурных связей с заграницей. В годы Великой Отечественной войны появился шанс для установления связей с бывшими соотечественниками на всех континентах. Мало кто знает, что во время войны Сталин разрешил создание таких общественных организаций, как Всеславянский комитет и более известный Антифашистский еврейский комитет. Инициатива, кстати, исходила в 1941 году из Ленинграда от академика Державина. Эти организации сыграли важную роль в консолидации антифашистского движения солидарности с СССР за рубежом и в распространении правдивой информации о СССР времен войны и событиях на Восточном фронте (прежде всего, через радиомитинги и литературу).

В ответ на первый радиомитинг Всеславянского комитета в Аргентине был создан Славянский комитет, который объединил многих людей, помогавших СССР в войне с Германией. В1943 году эту организацию возглавил человек с дворянскими корнями — Павел Петрович Шестаковский. Это имя хорошо известно в Аргентине и Чили, где он жил и занимался литературной деятельностью. В 50 лет он хорошо освоил испанский язык и стал писать для Латинской Америки о России. В частности, им написаны "Русская голгофа. Опыт критики Русской революции", "Потонувший мир. Воспоминания о царской России". Он же написал историю русской литературы на испанском языке. Сегодня эта книга является базовым учебником для высших учебных заведений соответствующего профиля в Чили. Он же перевел на испанский "Дневника писателя" Достоевского.

И вот, проникнувшись в войну глубокой симпатией к своей бывшей родине, поверив, что там установился чуть ли не идеальный строй, Шестаковский решил вернуться. Когда его потянуло обратно в Россию, он был уже вполне благополучным человеком, и отъезд вместе с семьей в СССР в 1955 году был, если можно так сказать, по зову сердца. Он вернулся с женой, приемной дочерью и тремя внуками. В Москве или Ленинграде репатрианту было поселиться практически невозможно. И семью отправили в Минск. Внуки там выросли, обустроились. А один из них — Сергей Альбертович Кортес, рожденный в Чили, стал известным композитором, автором опер, музыкальных произведений к фильмам, в течении десяти лет возглавлял Народный театр оперы и балета Белоруссии. Сегодня он — народный артист Беларуси.

Другой пример — граф Эммануил Павлович Беннигсен — немец по происхождению, православный, женатый на русской, которого окружающие характеризовали как "большого патриота своей Родины – России". Он стал одним из инициаторов создания в Сан-Пауло в годы войны Русского комитета помощи жертвам войны. Этот комитет много сделал для оказания материальной помощи Советскому Союзу. Благодаря таким людям налаживались прямые контакты с советскими посольствами, связи с метрополией. Кстати, заместителем председателя Русского комитета был выдающийся физик, специалист в области теории относительности, физики космических лучей, астрофизики — Глеб Васильевич Ватагин. Он приехал в Бразилию в 1934 году из Италии (с 1924 г. он был гражданином этой страны) — по приглашению, для создания физического факультета в университете Сан-Паулу. Эта миссия была выполнена. Им же был создан там Институт ядерных исследований. Аналогичный Институт в городе Кампинас, с которым сотрудничал Ватагин, носит сегодня его имя. В Бразилии есть также премия по физике его имени. Так вот этот человек (являясь уже гражданином Италии!) обратился с письмом в годы войны в адрес советских властей с просьбой разрешить вернуться и использовать свой потенциал на благо родины. Тогда в силу разных причин письмо осталось без ответа. Но уже после войны Ватагин восстановил научные связи с СССР, Академией наук, бывал на научных симпозиумах в Москве, в Дубне, в Грузии. До конца дней своих он часто ездил в Бразилию, поддерживая созданные здесь благодаря ему научные школы физиков-ядерщиков.

— Эмигранты из России не пропали, сумели состояться, несмотря на все перипетии судьбы?

— В целом, конечно, да. Хотя начинали многие трудно. Офицеры — образованные, со знанием языков — порой работали водителями такси, а их жены, привыкшие посещать светские салоны, становились горничными. Но постепенно все налаживалось, люди находили достойное место в новой стране, новой культуре. Были и вообще удивительные случаи, когда, например, в Парагвае группу офицеров во главе с русским генералом Иваном Тимофеевичем Беляевым сразу приняли на службу в парагвайскую армию, и они помогли этой стране выиграть Чакскую войну с Боливией. В Уругвае работал писатель, автор исторических романов Михаил Дмитриевич Каратеев, занимавшийся историей России и написавший несколько книг по истории России XV-XVI веков.

Хотелось бы сказать и еще об одном человеке — поэте Викторе Перелешине. После революции он оказался в Китае, выучил китайский язык, а после того, как Китай стал коммунистическим, вынужден был уехать в Бразилию. Здесь выучил португальский, стал на нем писать стихи, делать переводы вместе с бразильскими литераторами. И, представляете, дожил до Перестройки, когда его стихи были опубликованы в журнале "Огонек"! Так произошло его возвращение в Россию. В кругу литераторов его называли "лучшим поэтом Южного полушария".

— Давайте перейдем к нашим дням. Насколько я знаю, сейчас образовалась еще одна миграционная волна из России в Латинскую Америку?

— Да, после 1991 года эмиграционный поток из России и СНГ пошел в разные страны, и в Латинскую Америку в том числе. Хотя на первом месте у эмигрантов с постсоветского пространства стояли Германия, Израиль, США. Это была главным образом экономическая эмиграция. Социальный состав выезжающих — инженеры, врачи, учителя, рабочие, мелкие предприниматели, которые отправлялись за океан прежде всего в поисках работы и с целью повышения своего социального статуса. Параллельно формировалась и научная эмиграция, которая была связана с научными контрактами, научным и студенческим обменом.

Сегодня, на мой взгляд, становится более характерной маятниковая миграция — когда люди выезжают на некоторое время с возможностью вернуться. Так когда-то в дореволюционной России выезжали артисты, художники — вспомним знаменитые Дягилевские сезоны. Они же не думали, что уезжают навсегда, хотя в результате никто не вернулся. Сегодня так выезжают многие ученые, кто-то возвращается, кто-то нет. Поскольку отъезд сегодня не безвозвратен, это перестало быть драматическим событием. Люди ищут интересную работу, хотят посмотреть мир, сравнить жизнь в разных странах.

— Можно сказать, что в Аргентине, Бразилии, Парагвае сегодня есть сформированные русскоязычные сообщества?

— Полагаю, да. Я добавила бы сюда еще Уругвай, Мексику, Чили, Перу и ряд других стран. Сегодня действуют Федерация обществ бывших граждан СССР в Аргентине, Российско-Бразильский институт культуры им. М. Ю. Лермонтова и Славянское культурное общество в Бразилии, Общество соотечественников "С тобой, Россия" в Перу, Культурный центр имени Максима Горького в Уругвае и другие. В то же время, контакты с Россией до сих пор не всегда безоблачны.

Ну и, конечно, современное поколение эмигрантов более космополитично. Национальная идентичность сегодня играет меньшую роль, чем вчера. Нашей стране надо больше думать о консолидации Русского мира и более эффективном использовании так называемой диаспоральной дипломатии, которая поможет привлекать экономический, культурный и духовный потенциал зарубежных соотечественников для развития России.

http://www.rosbalt.ru/main/2013/10/10/1186236.html

0

9

Кеннеди думал о свержении президента Бразилии

За несколько недель до своей гибели в результате совершенного на него покушения в Техасе в ноябре 1963 года президент США Джон Кеннеди поинтересовался на совещании в Белом доме, могут ли Соединенные Штаты осуществить «военное вторжение» в Бразилию , чтобы свергнуть президента этой страны, Жуао Гуларта (João Goulart).

Вопрос Кеннеди заданный послу США в Бразилии , Линкольну Гордону (Lincoln Gordon) , разоблачает политику США, в соответствии с которой они рассматривали возможность оказания вооруженной помощи путчистам с целью свержения бразильского президента .

Вмешательство, однако, не потребовалось. Для успешного осуществления переворота хватило дипломатической поддержки США заговорщикам, которые свергли правительство Жуао Гуларта в ночь с 31 марта на 1 апреля 1964 , установив военную диктатуру и удерживая власть в течение 21 года.

Вопрос Кеннеди, задокументированный в виде аудиозаписи самими американцами, появился в понедельник ( 6 января) на сайте «Архивы диктатуры» (Arquivos da Ditadura). На этом ресурсе были опубликованы документы, которые собирал на протяжении десятилетий журналист и обозреватель бразильского издания Folha Элио Гаспари (Elio Gaspari). Эти разоблачения стали новыми дополнениями в первом томе из серии переизданных трудов Гаспари «Постыдная диктатура» (A Ditadura Envergonhada).

Многие ошибочно думают, что американскую позицию в отношении военного переворота в Бразилии установил не сам Кеннеди, а его преемник, Линдон Джонсон, который с готовностью признал путчистов в 1964 году.

На совещании, проходившем в Белом доме 7 и 8 октября 1963 года, Джон Кеннеди и его главные советники обсуждали будущее Бразилии и Вьетнама. Они расписывали планы переворотов в обеих странах. Седьмого октября Кеннеди долго обсуждал ситуацию с американским послом в Бразилии, Линкольном Гордоном, который работал  там с 1961 года и регулярно общался с заговорщиками.

Выслушав оценку посла о ситуации в Бразилии, Кеннеди задает ему вопрос: «Как вы думаете, ситуация развивается, как надо? Не считаете ли целесообразным для нас провести там военную интервенцию?» Посол подтвердил, что они проработали сценарий вмешательства на случай, если Жангу (прозвище Гуларта, прим. пер.) потянет в сторону левых.

Через сорок шесть дней после этого заседания Кеннеди был застрелен в Далласе, штат Техас . Можно предположить, что вице-президент, Линдон Джонсон просто использовал сценарий, уже разработанный его предшественником. Как известно, американская интервенция не понадобилась. США провели операцию «Брат Сэм», предоставив ​​материально-техническую поддержку на случай гражданской войны.

«Линдон Джонсон просто дал зеленый свет  тому, что Кеннеди уже подготовил», заявил историк Луис Альберто Бандейра (Luiz Alberto Moniz Bandeira). С точки зрения другого историка Карлоса Фико (Carlos Fico) из Федерального университета Рио-де-Жанейро (Universidade Federal do Rio de Janeiro), запись встречи в Вашингтоне подтверждает содержание других документов, которые показывают, что США поддерживали бразильскую хунту, по крайней мере, с 1962 .

Сайт «Архивы диктатуры» был переработан издательством Интрисека(Intrínseca), которое с февраля переиздала четыре книги, которые Гаспари написал об этом периоде Бразилии. Документы были использованы журналистом для написания книг. Данный архив впервые стал доступным в интернете .

оригинал http://www1.folha.uol.com.br/poder/2014 … oder.shtml

перевод http://inosmi.ru/world/20140109/2163761 … z2pugilQwn

0

10

в дополнение солянки:

Бразильские солдаты во Второй мировой войне

Семьдесят лет спустя после высадки в Италии солдаты, боровшиеся с фашистами, убившими более 600 человек, вспоминают холод, расовую сегрегацию и пособничество немцам со стороны местных жителей

Прошло уже 70 лет, но бразилец Жулиу ду Валье (Julio do Valle) до сих пор не может забыть голос Бога, «приказавшего нам зайти в один из домов, потому что было очень опасно». Это предупреждение спасло жизнь Жулио и еще трем военным из Бразильского экспедиционного корпуса (БЭК) в Монтезе, на севере Италии: в ту часть дороги, на которой они располагались, через несколько минут попала бомба. «Он говорил с нами по-португальски, но мы его не видели. Когда вышли из дома, были тучи пыли и сильный запах пороха». Рвануло именно там, где стоял ду Валье. «Мы не видели ни как он пришел, ни как ушел. И сделали вывод, что это был Бог», - рассказывает ду Валье сквозь слезы.

Сейчас ему 93 года, он был одним из 25 тысяч бразильских военнослужащих, воевавших в составе единственного южноамериканского контингента в Европе во время Второй мировой войны (1939-1945). Все они входили в БЭК. Жулиу встретился с корреспондентом El País в ассоциации бывших бойцов в Сан-Паулу, где они проводят свои встречи по средам.

Бразилия стала участвовать в боевых действиях в августе 1942 года. Она объявила войну нацистской Германии и фашистской Италии после гибели 607 человек в результате постоянных нападений стран Оси на бразильские суда, находившиеся в Атлантическом океане, в районе, расположенном между восточным побережьем США и Мысом Доброй Надежды на южной оконечности Африки.

Тогдашний президент Бразилии Жетулиу Варгас (Getúlio Vargas), чей первый период пребывания во власти продолжался с 1930 по 1945 годы, сначала заигрывал с фашизмом, а в 1939 году объявил о нейтралитете страны. Войну Японии Бразилия объявила лишь в июне 1945 года.

Срочность ответа на итало-германские нападения, который вместе с союзными странами во главе с США, Великобританией и бывшим Советским Союзом нужно было дать на итало-германские нападения, заставила забыть - по крайне мере, на какое-то время - общепризнанное миролюбие Бразилии и ее склонность к решению острых проблем путем переговоров.

Сам символ БЭК – щит с нарисованной на нем коброй, которая курит трубку, стал своего рода ответом на заявления тех, кто утверждал, что скорее змея закурит трубку, чем Бразилия вступит в войну.

«Никто, от генералов до рядовых, не знал, что такое настоящий бой. Мы научились воевать, преодолевая трудности», - рассказывает ду Валье. Помимо постоянной угрозы со стороны вражеских войск, нам пришлось столкнуться с самой суровой за последние 50 лет зимой на итальянских Апеннинах: средняя температура там в 1944 году была на уровне -20 градусов.

«Мы сильно страдали от низких температур. Снег доходил до колен. Нам выдали тяжелые плащи из габардина, которые весили 12 килограммов. Под дождем они становились настолько тяжелыми, что мы с трудом несли их на себе.

Когда американское командование об этом узнало, то сразу же распорядилось изъять эти плащи», - с улыбкой продолжает свой рассказ бывший участник БЭК. Несмотря на суровый климат, он не допускает мысли о том, чтобы кто-либо из бразильцев умер от холода. Еще одна сложность заключалась в том, что бразильская военная форма была похожа не немецкую. «В Неаполе в нас даже швыряли камни, приняв за захватчиков».

Первая группа бразильских военнослужащих высадилась в Италии 16 июля 1944 года, после 14-дневного морского перехода из Рио-де-Жанейро. Группа офицеров уже отправилась в Италию в конце 1943 года. Члены экспедиционного корпуса вошли в состав 5-й Армии США. В Неаполе их встречал американский военный оркестр, старательно исполнявший бразильские песни, чтобы создать праздничное настроение в обстановке тягот войны. Бразильцы тоже прилагали максимум усилий, особенно в том, чтобы понять приказы, отдававшиеся на английском языке. Но проблемы были неизбежны, в первую очередь - связанные с отношениями между людьми с разным цветом кожи.

«Нас ввели в состав американской армии, это был особый батальон, созданный по принципу сегрегации и состоявший из негров. Когда мы играли в футбол и, забив гол, подбрасывали в воздух нашего товарища по кличке «Шоколад», американцы не могли поверить своим глазам», - рассказывает ду Валье. Сам он проходил службу в санитарном батальоне, и в его функции входила доставка раненых в лазарет после оказания им первой помощи на поле боя и уход за ними до полного выздоровления.

Победа «освободителей»

Самую крупную победу в ходе Второй мировой войны бразильские военнослужащие одержали в Монте Кастело (Monte Castelo), где они воевали в течение трех месяцев, пока не одержали победу в феврале 1945 года. Для того, чтобы развить наступление и достичь Болоньи, союзным войскам нужно было преодолеть так называемую Готскую линию, которую обороняли немецкие войска. Бразильцам пришлось преодолеть участок пути, находившийся под огнем противника. Эта южноамериканская страна в ходе боевых действий потеряла убитыми около 450 военнослужащих.

Еще одним важным событием, в котором участвовали бразильцы во время Второй мировой войны, была сдача в плен 148-й немецкой дивизии, в результате чего в плену оказались 14 799 солдат и офицеров, были захвачены 4000 лошадей, 80 пушек разного калибра и 1500 автомобилей. Это произошло в конце апреля 1945, за три дня до того, как БЭК принял участие в освобождении Турина, и через несколько месяцев после того, он воспользовался неминуемым поражением стран Оси, чтобы сыграть значительную роль в качестве оккупационной силы в районах Монтезе (Montese), Кастельнуово (Castelnuovo), Зокка (Zocca), Мональто (Monalto) и Барга (Barga).

Эпизод с забрасыванием камнями в Неаполе был лишь простой случайностью. Между бойцами БЭК и жителями тех населенных пунктов, через которые они проходили, устанавливалась внутренняя взаимосвязь, поскольку у них была общая цель, что нашло свое отражение в целом ряде памятников, возведенных в Италии в честь бразильских военнослужащих. Побывавшие на войне бразильцы много рассказывали о медицинской помощи и моральной поддержке со стороны местного населения.

«Что произвело на нас впечатление в Италии, так это полнейшая разруха и нищета. С самого начала у нас просили что-нибудь поесть, и все, почти все свои сухие пайки мы раздавали, в основном, детям. Итальянцы считали нас освободителями», рассказывает Эоао Феррейра де Альбукерке (João Ferreira de Albuquerque), президент ассоциации бывших бразильских бойцов в Сан-Паулу.

«Затем я два раза ездил в Италию, посещал места сражений в Тоскане. Мы встречались с теми людьми, которые во время войны были детьми. Вести о нашем приезде распространялись мгновенно, и все приводили своих детей. Было очень трогательно», - добавляет 94-летний лейтенант в отставке.

Как и Альбукерке, Жулиу ду Валье – ему так и не удалось осуществить свою мечту и вновь побывать на той земле, которую он помогал освободить от фашизма, - просит больше рассказывать о вкладе бразильских военнослужащих во Вторую мировую войну.

В его памяти запечатлелась сцена прощания, когда он помог одному человеку, стонавшему от боли в результате инфекционного заболевания.

«Мы вошли в дом одного итальянца, чтобы пообщаться, и увидели человека, стонавшего от боли в руке. Каких только средств врачи не перепробовали, но его состояние не улучшалось. Мы обработали пораженный участок йодом, а потом стали лечить. Несмотря на боль, итальянец стерпел. Когда мы уже уезжали из города, он шел за нами с подвязанной рукой и плакал. Немцы такого не делали», - говорит он, тоже не в силах сдержать слез.

Метания Жетулиу Варгаса

Перед тем, как объявить войну за нападения на бразильские корабли, бывший президент Жетулиу Варгас (1882-1954) предпринимал достаточно сомнительные действия и даже заигрывал со странами Оси, которые имели сочувствующих в его ближайшем окружении. В повестке дня стояли также крайне важные для страны вопросы. Например, перед Второй мировой войной значительно вырос торговый оборот с Аргентиной.

Будучи популистом, Варгас стремился к централизации власти. Его первый президентский срок длился 15 лет, а стиль правления стал напоминать диктатуру. На второй срок (1950–1954) его избрали в результате прямых выборов, но он окончил с собой, выстрелив в грудь из-за «злобы врагов». В двух посмертных письмах Варгас написал, что уходит из жизни, чтобы войти в историю.

В январе 1943 года, во время визита президента Франклина Рузвельта в город Натал на северо-востоке Бразилии, он сделал жест в сторону США. Тогда Рузвельт в присутствии Варгаса способствовал созданию БЭК, а также предоставил крупные кредиты для модернизации черной металлургии в обмен на размещение американских военных баз в стране. Благодаря предоставленным кредитам, была создана Национальная компания черной металлургии (Compañía Siderúrgica Nacional, CSN).

Вплоть до нынешнего времени бывшие члены БЭК получают повышенную пенсию, бесплатную медицинскую помощь, лечение в госпитале и образование. Вышеперечисленные льготы распространяются и на их родственников.

http://inosmi.ru/world/20140423/2197712 … z2zhzXgKLV

0

11

Немецкая заря Венесуэлы

Всего лишь четверть века в этой испанской колонии хозяйничали немцы, но то был один из интереснейших периодов ее истории

После смерти в январе 1519 года императора Священной Римской империи Максимилиана I Габсбурга перед его внуком, молодым испанским королем Карлом I, открылась блестящая перспектива занять трон деда. Но 12 курфюрстов, участвовавших в выборах императора, куда больше интересовались деньгами, нежели родословной претендента, а главный соперник Карла, французский король Франциск I, был намного его богаче. Карл нашел выход: он обратился за помощью к богатейшим банкирским домам Германии — Фуггеров, Эхингеров, Сайлеров и Вельзеров. Те были крайне заинтересованы в союзе с испанским королем — он давал им доступ не только на обширный испанский рынок, но и в Новый Свет, а также к Островам пряностей, морской путь к которым был открыт экспедицией Магеллана. Банкиры не поскупились и выделили Карлу в общей сложности более 850 000 дукатов — сумму по тем временам астрономическую, не оставлявшую Франциску I никаких шансов. В 1519 году Карл I принял из рук папы корону Священной Римской империи и стал императором Карлом V. Немецкие банкиры поставили на верную карту. В период правления Карла немцы стали играть огромную роль в политической, экономической и культурной жизни Испании. Все это вызывало в Испании острейшее недовольство, однако Карла это нисколько не волновало.

Деньги в обмен на земли

Но главное, чем Карл мог расплатиться за финансовую поддержку, — это земли Нового Света, которые по папской булле 1493 года были целиком отданы во владение Испании и Португалии для христианизации туземцев. К тому времени Южноамериканский материк был, можно сказать, только «приоткрыт», ибо никто не знал ни истинных его размеров, ни что находится в глубине земли. Освоение Южной Америки началось лишь в середине 20-х годов XVI века, после того как Кортес продемонстрировал изумленным европейцам богатства Мексики.

В 1524 году Родриго де Бастидас подписал контракт с королем на заселение побережья нынешней Колумбии, где основал колонию Санта-Марта. Два года спустя возникло первое испанское поселение и на соседней к западу территории, ранее названной Венесуэлой. Граница между двумя губернаторствами проходила по меридиану на юг от мыса Ла-Вела.

В 1528 году после долгих интриг глава дома Вельзеров Варфоломей заполучил от короля контракт на освоение Венесуэлы. Сделка казалась взаимовыгодной: сдавая «в аренду» неисследованные земли Нового Света, монарх получал единовременную плату (по различным данным, от 5 до 12 т золота) плюс пятую часть всей будущей добычи. Вельзеры же становились хозяевами огромной территории, ограниченной с севера Карибским морем, с запада мысом Ла-Вела, с востока мысом Маракапана (западная оконечность полуострова Пария), а с юга не ограниченной никак, поскольку никто еще не знал, как далеко она простирается в этом направлении. «До моря» — было указано в договоре, подразумевалось Южное море (так испанцы называли Тихий океан).

По условиям контракта немцы получали право ставить в Венесуэле своих наместников, право на исследование и хозяйственное освоение означенной территории, право верховного суда и беспошлинной торговли, право держать собственный флот. Немцам предписывалось заселить край, основать несколько городов и разведать залежи драгоценных металлов, но новые хозяева колонии вовсе не думали этим заниматься. Она интересовала их лишь как перевалочный пункт на пути в Тихий океан и по нему в Азию с ее сказочными богатствами. Дело в том, что Вельзеры, как и все тогда, считали Венесуэлу островом. Они были убеждены, что озеро Маракайбо сообщается не только с Карибским морем, но и с Тихим океаном, и требовали от своих наместников, чтобы те в первую очередь искали пролив, а уж заодно и выкачивали из этих территорий золото.

И каждый новый наместник Вельзеров, едва прибыв в Венесуэлу, тут же срывался в экспедицию и пропадал когда на год, когда и на все пять, а вместо себя оставлял заместителя-испанца, который, собственно, и занимался делами колонии. Конкистадоров в экспедиции также рекрутировали в Испании либо на острове Санто-Доминго (ныне Гаити), благо там хватало людей, готовых участвовать в любой авантюре, поэтому собственно немцев в Венесуэле было ничтожно мало — губернатор да пара-тройка его приближенных.

К южному морю

Первый немецкий губернатор Венесуэлы Амвросий Альфингер, наплевав на то, что испанские власти запрещали притеснять аборигенов, захватил несколько сот индейцев какетио, сковал их цепями с ошейниками, нагрузил поклажей и в августе 1529 года двинулся из Коро — единственного тогда европейского поселения в Венесуэле — к озеру Маракайбо на поиски Южного моря. Когда носильщик падал от изнеможения, ему просто отрубали голову, чтобы не расковывать цепь. Альфингер прошел восточным берегом озера до его южной оконечности и, как полагал, почти достиг цели, но вынужден был повернуть назад, поскольку людей косила лихорадка. В отчете Вельзерам он писал: «По многим и веским основаниям следует считать, что это озеро сообщается с Южным морем».

В июне 1531 года губернатор снова отправился на поиски морского пролива. На сей раз он пошел, «разрушая, — по словам хронистов, — все на своем пути», к проливу длинным путем вдоль берега Венесуэльского залива и переправился через узкую горловину, соединяющую озеро с Карибским морем. Награбив полтораста килограммов золота, Альфингер решил отослать сокровища в Коро. Отряд из 25 человек, дабы сократить путь, двинулся напрямик через сельву. Запасы провизии, которыми Альфингер снабдил отряд, быстро кончились, и питаться приходилось дикими плодами. Носильщики умирали, а новых испанцы раздобыть не могли, поскольку индейцы, наслышанные о зверствах чужеземцев, разбегались при одном их появлении. Пришлось конкистадорам нести золото на своих плечах. Когда они вконец обессилели, то зарыли драгоценный груз, надеясь когда-нибудь вернуться за ним. Но делу это мало помогло, отряд сбился с пути, люди голодали. Если испанец падал от изнеможения, его уже не подбирали. «И тогда, — пишет хронист Педро де Агуадо, — они принялись убивать одного за другим тех индейцев, какие у них оставались в услужении, и пожирать их, уподобляясь тем самым диким и кровожадным зверям… и настолько они не испытывали при том ни страха, ни отвращения, как будто бы с младых лет питались человеческим мясом». Когда с последним индейцем было покончено, каждый стал опасаться, что следующей жертвой может стать он. И тогда испанцы решили разделиться, каждый направился своей дорогой. Все эти кошмарные подробности сообщил единственный выживший — Франсиско Мартин.

Меж тем Альфингер обогнул с севера Восточную Кордильеру и двинулся на юго-запад, но вместо ожидаемого морского побережья вышел к берегам могучей реки, которая позже получила название Магдалена. Здесь-то он и услышал от индейцев, что вверх по течению в горных районах лежит богатая «провинция». Видимо, речь шла о стране чибча-муисков, где процветала самая развитая цивилизация на всем пространстве между государствами майя в Центральной Америке и инков на территории Перу. С превеликим трудом Альфингер прошел вдоль русла около 300 км, но непроходимые топи заставили его изменить маршрут. Он решил выйти к верховьям кратчайшим путем через горы и повернул на юго-восток, то есть двинулся в направлении, уводящем его и от «золотой страны», и от истоков Магдалены. Ошибка не была случайной: Альфингер считал Венесуэлу островом, вытянутым с запада на восток, и пребывал в уверенности, что Магдалена берет начало на востоке и в том же направлении тянутся Анды. Это заблуждение ему дорого стоило. В горах от холода и истощения погибли два десятка христиан и полтораста индейцев. Оставшиеся почти без носильщиков, конкистадоры были вынуждены бросить все снаряжение. Наконец экспедиция перевалила горный хребет и спустилась в населенную долину. Но злоключения на этом не кончились: индейцы сжигали свои селения и уходили, унося припасы, постоянно донимали пришельцев нападениями. Однажды Альфингер неосторожно отдалился от лагеря и попал в засаду. Прорваться к своим ему удалось, но через три дня он умер от полученных ран.

Море венесуэльских равнин

Поскольку об экспедиции Альфингера не было ни слуху ни духу, немецкие банкиры, прождав 10 месяцев, отправили в Венесуэлу Николауса Федермана, назначив его заместителем губернатора. Тот начал с того, что разорил несколько индейских селений, набрал две сотни рабов-носильщиков и с сотней пехотинцев и двумя десятками всадников в сентябре 1530 года двинулся на юг, к Южному морю, берега которого, как он полагал, завалены жемчугом и золотыми слитками. В долине реки Баркисимето Федерман обнаружил несколько крупных селений — тамошние жители подарили ему золотые безделушки и подтвердили, что дальше на юг лежит море. И такие сведения Федерман получал на протяжении всего своего пути. Аборигены вовсе не морочили конкистадорам голову: дело в том, что толмачи передавали понятие «море» словами «большая вода», а индейцы понимали под этим словосочетанием не только море, но и широкую реку или крупное озеро.

Когда Федерман пересек горный кряж, перед ним и вправду раскинулось море. Бескрайнее море жарких и влажных венесуэльских равнин — льяносов. Здесь христиан стала косить лихорадка. Больных несли в гамаках и везли на лошадях, а чтобы у туземцев не возникло сомнений в том, что белые люди бессмертны, заболевших представляли важными персонами.

В декабре измученный отряд вышел к крупному селению, где вместе с прилегающими деревнями проживали несколько тысяч человек. Туземцы на удивление радушно приняли гостей, что не помешало тем взять в заложники вождя. Правда, конкистадоры выступили на стороне местных жителей против враждебного им племени. В ходе карательной операции Федерман спалил несколько селений, пролил море крови и захватил в плен 600 человек — 200 раненых он отдал индейцам, а 400 здоровых распределил среди своих людей.

Передохнув, конкистадоры двинулись дальше на юг. В селении Техибера они получили сведения о том, что через три дня пути достигнут холма, с которого видно море. В нетерпении Федерман, оставив свой отряд, с 40 всадниками устремился вперед. Когда он поднялся на холм, то в туманной дали действительно увидел множество селений и большую воду, но так и не смог понять, что это: море, озеро или широкая река? Скорее всего, он вышел на один из крупных притоков Ориноко.

Федерман вернулся к основному отряду, намереваясь двинуться к побережью «моря», но путь конкистадорам преградило десятитысячное войско индейцев. В кровавой битве христиане, подстрелив из аркебузы вождя, одержали победу, но почти все получили ранения, в том числе и сам Федерман. Тогда он решил вернуться домой за подкреплением. В марте 1531 года его поредевшее войско достигло Коро. Здесь Федерман застал Альфингера, который собирался в свою вторую экспедицию, закончившуюся для него, как мы знаем, трагически. Губернатор был чрезвычайно недоволен своим заместителем за то, что тот затеял экспедицию без начальственного соизволения, и отослал его в Германию. Прибыв на родину, Федерман представил Вельзерам отчет о своей одиссее, озаглавив его «Индийская история». В нем он расписывал богатства Венесуэлы, приводил рассказы индейцев о богатой золотом стране и утверждал, что знает, где ее искать. Конкистадор явно хотел подогреть угасающий интерес немецких банкиров к этой земле.

И тут стали приходить известия о несметных сокровищах Перу! Все это заставило Вельзеров поменять свое отношение к Венесуэле — теперь они рассматривали ее не только как перевалочную базу на пути в Индию, но и как страну, богатую золотом. Новым губернатором на место погибшего Альфингера был назначен Георг Хоэрмут фон Шпейер (Шпайер). Федерман, к своему глубокому неудовольствию, так и остался заместителем.

В мае 1535 года Шпейер выступил из Коро на поиски Эльдорадо. В составе его экспедиции находился Филипп фон Гуттен — человек, которому предстояло сыграть заметную роль в истории немецкой Венесуэлы. Он приходился двоюродным братом видному немецкому писателю-гуманисту Ульриху фон Гуттену. Отправиться в далекую страну его заставила вовсе не жажда наживы: «Господь свидетель, — писал он, — что я предпринимаю это путешествие, движимый отнюдь не стремлением обогатиться, а странным желанием, коим давно уже был охвачен. Мне кажется, я не смогу умереть спокойно, ежели не увижу Индий».

Дележ пирога

Отправляясь в поход, Шпейер запретил Федерману покидать Коро. Но разве тот мог усидеть на месте! Как только губернатор отбыл, заместитель тут же взялся за подготовку собственной экспедиции и уже в августе выслал отряд на запад, к устью реки Рио-Ача, чтобы основать форт (там теперь город Риоача). Федерман решил достичь золотоносной страны, поднимаясь по реке Магдалена, и залез на территорию соседнего испанского губернаторства Санта-Марта. Однако ровно в это время, в январе 1536-го, туда прибыл новый губернатор с войском в 1200 человек, и немцу пришлось убираться восвояси.

В Коро Федермана не ждало ничего хорошего: кормить людей было нечем и грабить стало некого. Административный центр испанских колоний в Новом Свете, Санто-Доминго, был завален жалобами из Коро. Узнав, что власти собираются прислать в Коро альгвасила (судью), Федерман решил, что пора уносить ноги. Куда? Разумеется, в Эльдорадо! В конце 1537 года он покинул Коро, уведя с собой почти всех солдат и прихватив еще соседние гарнизоны. Отряд из 300 пехотинцев и 130 всадников двинулся по следам экспедиции Шпейера — на юг вдоль подножий Восточной Кордильеры. Больше года длился тяжелейший поход по бескрайним льяносам.

В феврале 1539-го конкистадоры встретили индейцев с золотыми серьгами в ушах. На вопрос «Откуда золото?» они указывали на запад, где высилась горная гряда. Федерман повернул к ней. Больше месяца длился неимоверно трудный переход по высокогорью. В марте 1539 года его сильно поредевшее войско — погибли почти две трети христиан, а индейцев-носильщиков никто и не считал — спустилось в долину реки Паска в районе нынешней столицы Колумбии Боготы. Это была земля чибча-муисков.

Наградой за все лишения и жертвы стало известие, что уж два года как эту богатую золотом и изумрудами страну открыл и завоевал Гонсало Хименес де Кесада. Федерман решил идти ва-банк и предъявил права на эти земли, утверждая, что они лежат в пределах губернаторства Венесуэла. Кесада не располагал достаточными силами, чтобы поставить наглеца на место, и тянул время, ведя переговоры. Неизвестно, чем бы все закончилось, но тут с юга в страну муисков вторгся многочисленный и хорошо вооруженный отряд Себастьяна де Белалькасара.

Дело наверняка обернулось бы кровопролитием, если бы не поразительная изворотливость Кесады, который уговорил соперников вместе отправиться в Испанию и там разрешить спор в суде. Летом 1539 года три претендента на пост губернатора Нового Королевства Гранада — так Кесада окрестил страну чибча-муисков — прибыли в Испанию, и здесь их пути навеки разошлись. По-разному сложились судьбы трех конкистадоров: Белалькасар на удивление быстро получил пост губернатора «провинции» Попаян (на юго-западе нынешней Колумбии), Кесада после восьмилетних мытарств выиграл судебный процесс, получил звание маршала вице-королевства Новое Королевство Гранада, богатую ренту и даже фамильный герб. А Федерман…

Нищий богач

Федерман явился к своему патрону Вельзеру с пустыми руками и красочными рассказами об Эльдорадо. Надобно знать, что в ту эпоху на всякого, кто возвращался из Америки, смотрели как на сказочного богача. Поэтому банкир потребовал от Федермана финансовый отчет, а когда тот предъявил одни убытки, обвинил конкистадора в том, что он «мошенническим путем скрывает золото, серебро и изумруды в огромном количестве». Все закончилось долговой тюрьмой и описанием имущества.

Поскольку дело происходило в принадлежавшей испанцам Фландрии, а Вельзер пользовался огромным влиянием при испанском дворе, рассчитывать на правосудие Федерман не мог, и он пошел в контратаку — обвинил банкира в сокрытии королевской кинты, пятой части добычи. Совет по делам Индий, заваленный жалобами на злоупотребления немцев в Венесуэле, конечно, вцепился в иск Федермана и затребовал того в Мадрид (в споре за Новую Гранаду интересы немцев защищал не Федерман, а сам Вельзер). Поразительно, но, хотя сам король под давлением банкира выступил против перевода Федермана в Испанию, совет настоял на своем, и в феврале 1541 года конкистадора доставили в Мад рид и поместили в частном доме под домашний арест.

Полгода он исправно давал показания против Вельзера и вдруг в августе по непонятным причинам письменно отказался от всех своих обвинений, якобы выдвинутых с единственной целью — выбраться из фламандской тюрьмы. Чиновники из Совета по делам Индий эту бумагу положили под сукно, тем более что Федерман на своем отказе не мог настаивать — в феврале 1542 года он умер.

На пороге Эльдорадо

Вернемся к Шпейеру и его правой руке Гуттену. Трудности, выпавшие на долю их экспедиции, Гуттен описывает в одном из своих писем: «Поистине ужас берет, когда вспоминаешь, чего только не ели христиане во время похода, а ели они всяких непотребных тварей — ужей, гадюк, жаб, ящериц, червей и еще травы, корни и прочее, что непригодно для пищи; притом находились и такие, кто вопреки людскому естеству пожирал человеческое мясо».

Экспедиция двигалась на юг вдоль Восточной Кордильеры. Неоднократно Шпейер слышал от индейцев, что за горами на западе живет богатый народ (те самые муиски, до которых добрался Федерман). Трижды отряд пытался преодолеть горную гряду и трижды откатывался назад. В поисках прохода Шпейер упрямо продвигался на юг. Дорогу экспедиции преградила река Мета, столь бурная, что нечего было и думать о переправе. Восемь месяцев Шпейер шел вдоль нее, отыскивая брод, и только когда кончился сезон дождей, смог переправиться на другой берег. И снова на юг. В верхнем течении реки Гуавьяре, в 1000 км от Коро, касик индейского племени подарил губернатору несколько золотых украшений, которые якобы происходят из страны, где живут одни женщины. Путь в нее лежит через владения племени людоедов и богатые золотом земли отважных омагуа. Шпейер отправил на разведку 20 человек.

Через три недели возвратились двое — они сообщили, что отряд попал в засаду и был перебит. Шпейер и Гуттен, пребывавшие в уверенности, что стоят на пороге Эльдорадо, невзирая ни на что хотели двигаться дальше, но солдаты взбунтовались и решительно потребовали возвращения домой. Из 360 человек Шпейер в мае 1538 года привел в Коро лишь 90, и, по словам Гуттена, «одежды на них было не больше, чем на индейцах, которые ходят нагишом».

В реляции, отправленной колониальным властям в Санто-Доминго, Шпейер утверждал, что «не дошел всего двадцать пять лиг (около 140 км) до цели, которая стоила стольких трудов и жизней христиан». Он готов был сразу же отправиться в новую экспедицию, но Коро настолько обезлюдел, что ему пришлось набирать волонтеров в Санто-Доминго. Подготовка нового похода растянулась на три года. В июне 1540-го Шпейер скоропостижно скончался, губернатором Венесуэлы и генерал-капитаном экспедиции был назначен Филипп фон Гуттен. В его распоряжении было всего около полутора сотен человек, и все же он дерзнул отправиться покорять Эльдорадо.

Исчезнувший город

В июле 1541 года экспедиция тронулась в путь. Тысячу километров Гуттен шел на юг по маршруту Шпейера, затем, поверив очередным россказням индейцев, свернул на восток, чтобы через год напрасных блужданий по равнинам вернуться в исходную точку. Обескураженные конкистадоры потребовали возвращения домой. Но Гуттен не пал духом и заявил, что пойдет даже один. К нему присоединились еще несколько десятков сорвиголов, и небольшой отряд двинулся на юг. К концу 1544 года он вышел на Амазонскую низменность и достиг экватора.

Дальше эта история превращается в загадку, которая долгое время не давала покоя искателям сокровищ Эльдорадо. По свидетельствам Гуттена и участников похода, а также хронистов, конкистадоры действительно вторглись во владения омагуа и приблизились к их столице, большому и богатому городу Куарика. Но, что удивительно, с тех пор никому не удалось отыскать ни такого народа, ни этого города. Как пишет хронист Педро де Агуадо, невдалеке от города христиане увидели двух индейских воинов с копьями. Пораженные видом чужестранцев, те бросились бежать. Гуттен вскочил на коня и поскакал вдогонку. Настигнув индейца, он попытался схватить его за волосы, но тот увернулся и вонзил копье в подмышку всаднику.

На следующее утро тишину разорвал грохот барабанов. От города двигалось войско, разделенное на 15 колонн по 1000 человек в каждой. Вождя несли впереди в паланкине, украшенном перьями попугаев. 15 000 против 40 воинов, один из которых ранен! Но отступать было поздно. В результате стремительной кавалерийской атаки воины, окружавшие вождя, были перебиты, а сам он лишился головы. И сразу же грянул залп аркебуз. С воплями ужаса омагуа бросились врассыпную.

Окрыленный успехом, Гуттен собрался было взять город, но соратники остудили безумца: силы были слишком неравны, а на эффект внезапности рассчитывать больше не приходилось. Пришлось Гуттену возвращаться в Коро с надеждой набрать новый отряд и завоевать Куарику. Теперь-то он знал, где находится Эльдорадо.

По возвращении Гуттена ждал неприятный сюрприз. Почти пять лет заняла его экспедиция — самая длительная в истории конкисты, и колонисты, потеряв надежду увидеть губернатора живым, не дожидаясь решения Вельзера, выбрали вместо него Хуана де Карвахаля.

Человеком он был властолюбивым, деспотичным, коварным, но при этом достаточно разумным, чтобы прекратить поиски мифического Эльдорадо и заняться обустройством вверенных ему земель. Большую часть колонистов он переселил из Коро южнее, в долину Эль-Токуйо, плодородную и с более здоровым климатом. Сюда по пути в Коро пришел отряд Гуттена, и два губернатора встретились.

Карвахаль предложил немцу добровольно уступить ему власть, но получил отказ. Тогда Гуттен был убит. Спрятать концы в воду Карвахалю не удалось — он был осужден и повешен. Но что любопытно: хотя на процессе мотив убийства был точно установлен — борьба за власть, — в Европе все пребывали в уверенности, что Карвахаль убил Гуттена с целью завладеть сокровищами, которые тот якобы привез из Эльдорадо, и картой с маршрутом к городу Куарика. Гуттен оказался последним немецким губернатором Венесуэлы, после его смерти колония фактически перешла под управление испанцев.

Андрей Кофман http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/7511/

0

12

Фолкленды: Приключения британского спецназа в Патагонии

О планируемой англичанами операции «Микадо» во время Фолклендской войны в российских источниках иногда коротко да упоминают. В 1979 году Аргентина заказала во Франции помимо прочего вооружения и ракеты Exocet. К апрелю 1982 года аргентинцы, по данным продавца, французской фирмы Aerospatiale, успели получить пять таких противокорабельных ракет, которые хранились на авиабазе аргентинской Рио-Гранде на Огненной Земле. 4 мая ракетой Exocet был тяжело поврежден эсминец «Шеффилд», впоследствии затонувший. Данный инцидент произвел впечатление на британцев. По информации британской разведки, на 13 мая у аргентинцев оставались три готовых к применению ракеты, и надо было срочно решать вопрос с ними. С целью уничтожения ракет и аргентинских самолетов и была разработана операция «Микадо».

Первоначальный план атаки на Рио-Гранде включал использование пары C-130 «Геркулес» с 50-55 бойцами британского спецназа SAS на борту. «Геркулесы» должны были вылететь с авиабазы на острове Вознесения в Атлантике и, маскируясь под аргентинские С-130, дерзко и открыто сесть в Рио-Гранде. После приземления бойцы, в теории, выбегали из самолетов и уничтожали все на своем пути, включая Exocet. После выполнения задания «Геркулесы» либо взлетали и направлялись на базу Пунта-Аренас в Чили, либо подрывались, а бойцы пешком добирались до чилийской границы.

В рамках «Микадо» была разработана отдельная разведывательная операция «Рождественский пудинг», о которой мало что известно в России, да и детали от непосредственных участников просочились в британскую прессу лишь весной этого года. Цель операции — установление наблюдения за базой Рио-Гранде, сбор информации и подготовка к основной фазе «Микадо».

Бойцы SAS (B Squadron, 22 SAS Regiment) со своей базы в Великобритании вылетели в Атлантику. Затем с острова Вознесения на юге Атлантики на «Гекулесе» они были десантированы в океан и подобраны авианосцем Invincible. В первые минуты 18 мая с борта Invincible взлетел вертолет Sea King с восемью бойцами SAS. После взлета вертолет вдруг обнаружил на своем пути морскую газодобывающую платформу, о которой было известно всем, кроме английской разведки. Платформу пришлось облетать и терять время. Как позже оказалось, аргентинский военный корабль засек вертолет, но не стал открывать огонь, опасаясь нанести повреждения платформе.

После нескольких часов полета в густом тумане над Аргентиной вертолет заблудился и совершил посадку. Далее версии произошедшего расходятся. Пилот вертолета утверждал, что все же он, несмотря на почти нулевую видимость, все сделал правильно, и посадка была совершена четко в запланированном месте, а командир группы SAS решил, что приземлились не там. После краткого совещания, пререканий с пилотами и опасений, что вертолет засекли и что приземлились не в том районе, было решено, что операция отменяется и вертолет летит в Чили. Два уже десантировавшихся бойца были загнаны командиром группы обратно в вертолет.

Граница между Аргентиной и Чили была пересечена на вертолете, бойцы спецназа в целях безопасности высажены на южном берегу залива Инутиль.

Вертолет же отправился на чилийскую авиабазу в Пунта-Аренас. Не долетая до базы, экипаж (3 человека) по плану должен был уничтожить машину. Решили сделать все по-тихому. Сели, проделали дыры в вертолете, но с первой попытки затопить не получилось. Во время очередной посадки вертолет потерпел крушение прямо на пляже. Экипаж взорвал вертолет, скрывался 8 дней на местности и потом все же своим ходом отправился в Пунта-Аренас, где на улице этого городка 25 мая сдался местным военным и властям. Экипаж вертолета был переправлен в Сантьяго, где пилоты дали нашумевшую международную пресс-конференцию.

В это же самое время высаженные бойцы спецназа испытывали свою судьбу. Спеназовцы в итоге решили, что все же выполнят свою миссию, и отправились к Рио-Гранде. На руках у них было две карты, выданные еще в Англии: вырванный лист из школьного атласа 30-х годов и аргентинская карта 43-го года с печатью библиотеки Кембриджского университета от 1967 года. Рио-Гранде не была обозначена на данных картах. Карт не было и на борту авианосца, на что рассчитывал командир группы. Группа также не имела достаточно провизии для долгой автономной работы и приборов ночного видения.

На рассвете 18 мая группа вышла на связь и получила приказ продолжать операцию. К этому моменту один из бойцов слег с высокой температурой. Командир группы принял решение переждать. Общее настроение было подавленным. У людей возникало ощущение, что их уже списали со счетов и бросили на произвол судьбы.

19 и 20 мая группа лежала в спальных мешках под камуфляжными сетками среди заснеженных пампасов на открытой местности, тряслась от холода и ждала, пока боец поправится.

Вечером 20 мая они начали движение, но до границы с Аргентиной оставалось около 10 миль, а от границы надо было преодолеть еще 30 миль по вражеской территории до Рио-Гранде. Это было нереально без дополнительного продовольствия.

21 мая во время сеанса связи им был дан приказ добраться до определенной точки эвакуации, где их должен был ждать один из офицеров SAS, который уже находился в Чили. После сеанса связи рация, которая промокла еще при десантировании в Атлантику, вышла из строя.

22 мая группа добралась до обозначенного места, но никого не встретила. Бойцы прождали еще три дня, расходуя и без того небогатый запас продовольствия.

26 мая командир группы и еще один боец, оставив основные силы, прихватив пистолеты, решили все же отправиться в чилийский городок Порвенир. Им удалось остановить грузовик на местности и быстро добраться до Порвенира, откуда из единственного телефонного автомата они сделали звонок британскому консулу. Консул был в ужасе, не имея никакого представления, что проводится специальная операция, и посоветовал спецназовцам сдаться властям. Это был еще один удар по морали. А вечером этого же дня командир группы и его боец неожиданно наткнулись в харчевне на троих своих коллег из SAS, которые и не пытались по невыясненным причинам прийти на точку эвакуации. Удивлению участников «Рождественского пирога» не было предела.

30 мая группу переодели в гражданское и в условиях повышенной секретности отправили из Порвенира в Сантьяго.

8 июня им дали приказ возвращаться домой.

Карьера командира группы была окончена. Ему вменяли в вину, что он отказался десантироваться во время первого приземления и увел вертолет в Чили, вместо выполнения операции. Командир уволился из рядов вооруженных сил Великобритании и до недавнего времени держал язык за зубами, но в марте 2014 года он решился рассказать историю приключений SAS в Патагонии во время Фолклендской войны.

Данный эпизод является единственной подтвержденной попыткой англичан вести наземные действия непосредственно на материковой территории Аргентины в ту войну.

У аргентинцев, впрочем, свой взгляд на эту историю. По их мнению, аргентинским солдатам удалось из стрелкового оружия попасть в вертолет южнее Рио-Гальегос, что заставило англичан изменить маршрут полета, дотянуть до чилийской территории и потерпеть крушение под Пунта-Аренас.

Собственно, провал подготовительной операции «Рождественский пудинг» поставил крест и на основной операции «Микадо», которую прозвали «Верная смерть», за критику и отказ от выполнения которой многие британские военные лишились своих постов и службы в армии.

А 25 мая, пока SAS замерзал в пампасах, двумя ракетами Exocet аргентинцы поразили авиатранспорт Atlantic Conveyor, который затонул спустя несколько дней.

http://www.inosmi.ru/op_ed/20140522/220501743.html

0

13

Открытие и колонизация Бразилии

Восьмого марта 1500 г. из Тежу вышла эскадра, состоящая из трех кораблей с тысячей двумястами человек на борту. Командовал экспедицией знатный дворянин Педру Алвариш Кабрал, а конечной точкой путешествия была Индия. Количество кораблей и солдат показывает, что речь шла о первой большой торговой экспедиции, способной переправить из Индии в Лиссабон большое количество товаров и вести военные действия, если будет необходимо.

Следуя по маршруту, приблизительно совпадающему с путем Васко да Гамы, корабли, пройдя острова Зеленого Мыса, взяли курс на запад, чтобы воспользоваться попутными ветрами Южной Атлантики и обогнуть мыс Доброй Надежды. Двадцать второго апреля показалась земля: «очень высокая и круглая гора», которую моряки назвали Пашкуал (Пасхальная), так как дело было на Пасху. Два дня спустя корабли нашли удобное место для якорной стоянки — Порту-Сегуру (Porto Seguro, Надежный порт). Там они остановились на неделю, изучая окрестности и установив контакт с местным населением. Писарь, находившийся на одном из кораблей, подробно зафиксировал события этих дней в отчете, ставшем одним из шедевров нашей литературы о путешествиях, — в знаменитом письме Перу Ваш ди Каминьи.

Ведется много споров, было ли это открытие случайным или намеренным. Искала ли эскадра Кабрала специально бразильский берег, чтобы сделать его «официальное открытие» (поскольку до тех пор сведения об этой земле, возможно существовавшие, держались в секрете), либо она прибыла туда вследствие отклонения от маршрута под влиянием ветров или навигационной ошибки?

Один из важнейших аргументов в пользу тезиса о намеренном характере экспедиции состоит в усилиях, предпринятых португальцами в Тордесильясе, чтобы зафиксировать границу испанских и португальских владений по меридиану, проходящему в 370 лигах от островов Зеленого Мыса (а не в 100 лигах, как было отмечено в двух буллах папы Александра VI). Этот перенос границы на запад включил таким образом Бразилию в португальскую зону влияния, и требования Португалии могут объясняться знанием о наличии земли на этой долготе. Действительно, режим атлантических ветров направляет корабли к бразильскому берегу, и весьма вероятно, что в путешествиях, предшествующих 1500 г., было отмечено наличие земли, что хранилось в секрете во избежание трений с Испанией.

Основным богатством вновь открытой земли долгое время было дерево пау-бразил (pau-brasil), сердцевина которого, ярко-красного цвета, применялась для окраски тканей, а прочная древесина использовалась в изготовлении мебели и кораблестроении. Поэтому название, которое первооткрыватели дали новой земле — Земля Истинного Креста, — вскоре сменилось обозначением основного продукта, который оттуда привозился. Уже в 1501 г. была организована экспедиция для разведки побережья, проделавшая огромный путь в 3600 км. В 1502 г. торговля деревом пау-бразил была дана на откуп новообращенному христианину Фернану ди Лоронье, который обязался посылать каждый год эскадру из шести кораблей и также ежегодно разведывать 300 лиг побережья, основывая фактории в наиболее подходящих местах. С тех пор начинается основание первых поселений португальцев на бразильском побережье.

Опись имущества одного из кораблей от 1511 г. дает ясное представление об экономической деятельности того времени: корабль был нагружен 5000 стволов пау-бразил, а также вез несколько рабов и большое количество обезьян и попугаев. Один французский корабль, взятый в плен португальцами по возвращении из Бразилии вез в качестве груза помимо дерева, обезьян и попугаев, 3000 шкур ягуара и 300 центнеров хлопка. Вскоре после открытия Бразилии началось проникновение туда французских купцов-авантюристов, стремившихся запастись деревом пау-бразил и предпринимавших попытки захватить территории. Из Лиссабона были отправлены небольшие военные эскадры для охраны побережья. Но основной для Бразилии была в течение многих лет функция промежуточного пункта для судов, шедших из Португалии в Индию. Идея систематической официальной колонизации возникла в 1530 г., с экспедицией Мартина Афонсу ди Соузы. Именно в это время основана колония Сан-Висенти, на болотистых землях которой возникли первые плантации сахарного тростника и был устроен первый энженью . К тому времени в районе уже были португальцы. По инициативе одного из них, знаменитого Жуана Рамалью, португальцы основали одну деревню в сертанах , в нескольких лигах от берега. Именно эта деревня, 11иратининга, в дальнейшем дала начало городу Сан-Паулу.

В 1534 г. Жуан III разделил всю территорию Бразилии на наследственные капитанства, которые он пожаловал представителям низшей знати. «Жалованные капитаны» должны были обеспечивать за свой счет заселение и освоение территории капитанств. В отдельных случаях, как, например, в Сан-Висенти на юге и в Пернамбуку на севере, капитанства процветали, но, как правило, отсутствие экономических возможностей у капитанов и агрессивное отношение местных жителей затрудняли колонизацию. Так или иначе, уже к 1548 г. вдоль побережья существовало шестнадцать португальских поселений, живших за счет торговли с Португалией, куда они продавали кроме продуктов леса сахар, хлопок и табак.

Растущее экономическое значение территории вызвало в 1548 г. создание единого генерал-губернаторства. Первый губернатор Бразилии Томе ди Соуза отправился туда в сопровождении почти тысячи поселенцев. С ним ехали также первые иезуиты, среди них Мануэл да Нобрега, в дальнейшем развивший бурную деятельность по цивилизации индейцев. Именно Нобрега, стремившийся поселиться как можно ближе к местам проживания местного населения, с которым Он хотел вступить в контакт, основал Коллегию Святого Павла в деревне Пиратининга. Отсюда возникло название будущего города. В то же время Томе ди Соуза установил центр генерал-губернаторства севернее, в Сан-Салвадоре, который стал быстро развиваться.

Развитие португальской Бразилии пошло с тех пор быстрыми темпами. Многие евреи, стремясь избежать преследований, которым они подвергались в Португалии, приезжали и обосновывались в Бразилии. В подавляющем большинстве мигранты не брали с собой жен в это путешествие, из которого они, как правило, не возвращались. Они сходились с местными женщинами, давая начало смешанной расе, так называемым мамелюкам, которые способствовали распространению португальского влияния. В 1583 г. постоянное белое население насчитывало 25 000 человек. Производство сахара успешно развивалось благодаря теплому и влажному климату. Столетие спустя после устройства первого энженью производство сахара составляло около двух миллионов арроб в год. Хозяева энженью установили прямые сношения с гвинейским побережьем и приобрели там большое количество рабов, которые работали на плантациях и на производстве сахара.

В 1584 г. священник-иезуит Фернан Кардин посетил заведения Ордена в Бразилии и описал общество Пернамбуку в следующих выражениях: «Народ этой земли — почтенный [богатый], есть состояния весьма крупные, по 40, 50, 80 тысяч крузаду [в то время слуга в богатом доме получал в год четыре крузаду, не считая одежды]. Некоторые много должны, из-за тех больших потерь, что они несут от работорговли в Гвинее, так как у них умирает много рабов, и от излишеств и больших расходов, к которым они привычны. Одеваются они, и жен, и детей одевают в бархат, в дамасский и прочий шелк. Женщины очень красивые сеньоры и не очень набожны, не ходят к мессе, молебнам и исповеди и пр. Мужчины так любят пышность, что покупают скакунов по 200 и 300 крузаду, и у иных есть по три и четыре породистых лошади. Когда выходила замуж почтенная девушка за одного вианца [человек, приехавший из Вианы, то есть уроженец Минью, севший на корабль в этом порту], которые всего влиятельнее в этой земле, все родные и друзья оделись одни в алый бархат, другие в зеленый и в дамасский и другой шелк разных цветов, а флажки и седла были из того же шелка, в который они были одеты. В тот день был бой быков и различные игры, и все пошли посетить коллегию, чтобы отец-смотритель их увидел. И по этому празднику можно увидеть, что и в прочих случаях делают, кои многочисленны и весьма обычны. Они особенно любят пиры, когда в один день обедают вместе десять или двенадцать человек на одном энженью, затем на другом; и так они растрачивают, что имеют и выпивают каждый год на 50 000 крузаду португальских вин, а в иные годы и на 80 000. В общем, в Пернамбуку больше суетности, чем в Лиссабоне! Вианцы — хозяева Пернамбуку, и если происходит какое-либо на них покушение, то вместо "людей короля", как принято, зовут на помощь "людей из Вианы"».

В то время как торговля с Индией шла к упадку, Бразилия незаметно развивалась. В отличие от Индии в Бразилии португальцы не нашли никакой сложившейся экономики, продукцию которой они могли бы просто прибрать к рукам. Даже для использования уже существующих природных богатств надо было наладить какую-то систему. Для экспорта пау-бразил нужно было наладить хотя бы примитивные работы (рубка леса во внутренних районах, доставка его к побережью, хранение и защита о пиратов, погрузка на корабли, ежегодно отправлявшиеся в Португалию). Но особенно цикл производства сахара сделал из поселенца предпринимателя и производителя. Энженью, средоточие хозяйственной, семейной и общественной жизни, прочно привязало его к земле, которую он начал считать своей второй родиной, чего никогда не случалось на Востоке, куда португалец отправлялся, чтобы как можно скорее вернуться богатым. Это привело к тому, что в Бразилии португальское этническое меньшинство наложило отпечаток на местное население: бразилец вышел из леса и вступил в цивилизованную жизнь, ориентируясь на те образцы, которые ему давал португалец.

http://www.falar.ru/istoriya_portugalii_41.php

0

14

Кстати, я вчера глянул про базу Германии, вроде Кабрал высадился именно в тех местах.

0

15

Да, в месте, которое сейчас называется Санта-Круз-Кабралия. Там же в 1503 году было основано первое (возможно одно из первых) поселение португальцев в Бразилии миссионерами, преступниками и прочими авантюристами.

0

16

и кстати, сегодня 11.06 был повторно  и окончательно) основан г. Буэнос-Айрес

11 июня 1580 испанский конкистадор Хуан де Гарай основал город Буэнос-Айрес

Город на берегу залива Ла-Плата основывали дважды: первый раз в марте 1536 года где-то в черте современного Буэнос-Айреса заложил город Педро де Мендоса, назначенный королем губернатором этих мест. Колония столкнулась с сопротивлением туземного населения. 15 июня того же года индейцы, потеряв в бою тысячу человек, перебили гарнизон из 40 испанцев и сожгли новорожденный город.

Знатный баск Хуан де Гарай возглавил новую экспедицию, на сей раз пришедшей из глубины материка, от города Асунсьон, будущей столицы Парагвая. 11 июня 1580, утвердив на берегу залива символ государственной власти, Хуан де Гарай нарек новую колонию именем Сантисима-Тринидад-и-а-су-Пуэрто-Санта-Мария-де-лос-Буэнос-Айрес (Santísima Trinidad y a su puerto Santa María de los Buenos Ayres, в переводе "Святейшая Троица и у ее врат Святая Мария Хорошего Воздуха"). Из этого поселка выросла современная столица Аргентины.

http://www.vokrugsveta.ru/encyclopedia/ … ODAY:11_06

0

17

Совхоз Божьей милостью

До прихода европейцев Парагвай населяли полукочевые племена индейцев, наиболее многочисленным и развитым из которых были гуарани (guarani). В 1515 году Хуан Диас де Солис (Juan Diaz de Solis, 1470–1516) открыл устье реки Параны, что сделало возможной колонизацию внутренних районов южной части Южной Америки. Уже через тридцать лет, с 1542 года, испанская корона назначала для Парагвая специальных управителей.

Парагвай был глухой дырой, и ехать туда европейцам, особенно женщинам, совсем не хотелось. Те колонизаторы, которые все-таки добрались туда, довольно быстро решили эту проблему. Гуарани оказались очень дружелюбными и охотно делились с пришельцами всем необходимым, не отказывая им даже в своих женщинах. При этом у местных представительниц прекрасного пола, в отличие от многих других индианок, было мало монголоидных черт, и они были довольно милыми по европейским меркам. Поэтому процесс слияния испанского и индейского населения шел в Парагвае ускоренными темпами.

http://www.vokrugsveta.ru/telegraph/history/210/

0

18

Перешли все границы: территориальные споры в Латинской Америке

Белиз, Гватемала, Колумбия, Венесуэла, Гайана — на континенте, пожалуй, нет ни одной страны, не имеющей претензий на земли соседей

По сравнению с другими континентами, в Латинской Америке государства не испытывали масштабных последствий межгосударственных конфликтов: самая кровопролитная война в XX веке прошла в 1932—1935 году между Парагваем и Боливией и унесла «всего» сто тысяч жизней. Это одна из причин, почему в отличие от Европы в Латинской Америке не была сформирована система, по типу Ялтинской, о незыблемости границ и принципах мирного урегулирования. В Западном полушарии до сих пор остается множество неразрешенных территориальных споров и взаимных претензий.

Белиз и Гватемала

Один из самых протяженных территориальных споров продолжается более 150 лет между Белизом и Гватемалой. Гватемала претендует на территорию от реки Сарстун до реки Сибун общей площадью 12,8 тысяч квадратных километров, что составляет половину территории Белиза.

Долгое время Белиз был предметом колониального соперничества между Испанией и Британией: до XVIII века на острове существовали английские поселения и действовали британские законы, однако Британия не заявляла о суверенитете над регионом. С сороковых годов XIX века Белиз неформально называли Британским Гондурасом. Лишь в 1862 году Британская империя официально объявила Британский Гондурас своей колонией, поставив во главе администрации назначаемого вице-губернатора вместо избираемого местными жителями суперинтенданта.

Гватемала получила независимость от Испанской империи в 1821 году и не признавала Британский Гондурас до англо-гватемальского договора 1859 года, по которому Белиз признавался британским владением, а взамен Великобритания обещала профинансировать строительство дороги, связывающей Гватемалу и белизский город Пунта-Горда. Однако дорога так и не была построена, что позволило Гватемале в 1940-х заявить о невыполнении британской стороной своих обязательств. Это привело к тому, что по конституции 1945 года Белиз стал считаться частью Гватемалы.

В свою очередь Белиз после получения независимости в 1981 году заявил, что не участвовал в подписании договора между Англией и Гондурасом, и потому не обязан исполнять его. В том же году правительство Белиза обратилось в Международный суд с требованием признания границ, фигурирующих в договоре 1859 года.

Министр иностранных дел Гватемалы Рафаэль Кастильо Вальдес и премьер-министр Белиза Джордж Прайс 11 марта 1981 года подписали договор по решению территориального конфликта, согласно которому Белиз признается независимым, но Гватемала получает определенные полномочия в регионе, в том числе право свободного передвижения в атлантических водах страны и право на строительство трубопроводов. До 1992 года в Белизе оставался британский вооруженный контингент, призванный предотвратить военное вмешательство.

Тем не менее, в гватемальском обществе на неофициальном уровне продолжались заявления о праве Гватемалы на Белиз. В конце своего президентского срока Альваро Арсу в октябре 1999 года заявил, что Белиз должен отдать чуть менее половины своей территории к югу от реки Сибун.

В начале 2000 года обострились конфликты на границе: в феврале полицейский патруль застрелил гражданина Гватемалы в лесном заповеднике на территории Белиза. Вскоре после этого произошло вооруженное столкновение в округе Толедо. Для недопущения эскалации конфликта страны объявили о проведении переговоров при посредничестве Организации американских государств, и в марте 2000 года договорились создать приграничную нейтральную зону.

7 сентября 2005 года между странами был подписан договор об «Установлении мер по формированию обоюдного доверия», в рамках которого было закреплено положение о ведении диалога для разрешения территориального конфликта. Позднее был подписан специальный договор, цель которого — установить на международном уровне решение, которое покончило бы с территориальным вопросом.

6 октября 2013 года в обеих странах должен был пройти референдум по вопросу принадлежности спорных территорий. Планировалось, что населению стран будет задан вопрос о согласии передать полномочия по разрешению территориального спора в Международный суд, чье решение будет обязательным к исполнению. Однако Гватемала в одностороннем порядке отменила референдум, ссылаясь на принятые в Белизе поправки к закону о референдуме, по которому тот признается действительным только в случае участия более 60% избирателей. По мнению гватемальской стороны, это создает неравные условия в голосовании обеих стран, поскольку в Гватемале порога явки нет.

Колумбийская интервенция

Один из крупнейших современных территориальных конфликтов в Латинской Америке грозился перерасти в полномасштабную войну — после того, как колумбийские правительственные войска пересекли 1 марта 2008 года границу с Эквадором и силами ВВС провели бомбардировку лагеря леворадикальной повстанческой группировки Революционных вооруженных сил Колумбии (ФАРК). В результате вторжения было убито 17 человек, в том числе один из лидеров повстанцев Рауль Рейес.

Правительство Колумбии не согласовывало проведение спецоперации с Эквадором. Дело в том, что Колумбия (а также с США и Европейский Союз) считает группировку террористической, и потому она рассматривала свои действия как проведение обычной контртеррористической операции. Более того, по утверждению колумбийских властей, в ходе спецоперации были захвачены документы, подтверждающие причастность Венесуэлы и Эквадора к финансированию ФАРК (Венесуэла и Эквадор считают ФАРК легитимной политической силой и не препятствуют нахождению ее членов на своей территории).

Сразу после нападения Эквадор обвинил Колумбию в нарушении своего суверенитета и разорвал дипломатические отношения с ней. Не осталась в стороне и союзница Эквадора Венесуэла, выславшая из столицы колумбийских дипломатов и отправившая десять батальонов на границу с Колумбией. Тогдашний венесуэльский президент Уго Чавес заявил о масштабной поддержке Эквадора и отметил, что подобный инцидент на территории самой Венесуэлы привел бы к войне.

Президент Колумбии Алваро Урибе 4 марта 2009 года объявил, что его страна подает иск в Международный уголовный суд по обвинению Уго Чавеса в финансировании терроризма и геноцида. В ответ Венесуэла объявила о закрытии сухопутной границы с Колумбией, а сам Чавес охарактеризовал действия колумбийцев как «военное преступление».

Тем не менее, ни одна из сторон не была заинтересована в развязывании полноценной войны, грозившей превратиться в крупнейший геополитический кризис в регионе за последние десятилетия. Колумбийские власти публично заявили о приверженности идеалам мира и порядка в регионе и отозвали войска от границы, предложив урегулировать разногласия дипломатическим путем.

На саммите южноамериканских государств 8 марта 2008 года президенты Эквадора, Венесуэлы и Колумбии подписали декларацию об окончании дипломатического кризиса. В документе отмечалось, что колумбийская сторона приносит извинения за нарушения границы Эквадора в ходе спецоперации против ФАРК. Хотя принятое соглашение не заложило основу стабильности в регионе, оно позволило предотвратить вооруженный конфликт и продолжать переговоры на дипломатическом уровне.

Борьба за выход к морю

Спор о территориальной принадлежности прибрежного участка Атакамской пустыни, богатого селитрой и открывавшего Боливии выход к морю, уходит корнями в начало XIX века, когда на место вице-королевствам Испанской империи в ходе движения за независимость пришли суверенные государства. Неоднозначный статус этой территории в составе Испанской империи дал повод Чили начать претендовать на нее сразу после провозглашения Боливией независимости в 1825 году, а впоследствии захватить спорный участок в ходе Второй Тихоокеанской войны 1879-1883 годов. Потеря выхода к морю, очень болезненно воспринятая в Боливии, с тех пор неизменно обсуждается во время предвыборных кампаний и становится темой анекдотов в Чили.

В 1975 году чилийский диктатор Аугусто Пиночет вызвался исправить историческую несправедливость и вернуть Боливии узкую полосу суши, проходящую параллельно перуанской границе, на самом севере Чили в обмен на боливийскую территорию такого же размера. Однако исторически та территория, которую предлагал Пиночет, принадлежала не Боливии, а Перу, и не могла быть возвращена никакой другой стране по условиям Анконского договора 1883 года. На невозможности такой передачи настаивал перуанский диктатор Франсиско Моралес и предлагал в свою очередь сделать порт Арика территорией, управляемой тремя государствами, с чем не согласилась Чили.

Экономический рост Чили был в значительной степени обеспечен доступом к тем самым селитряным рудникам, которые потеряла Боливия. После неудачной попытки Пиночета урегулировать конфликт Боливия и Чили сохраняют лишь консульские отношения. Спор разгорелся с новой силой во время «газовой войны» в Боливии 2003-2005 годов – массовых беспорядков, начавшихся из-за решения властей экспортировать газ из недавно обнаруженные месторождений через территорию Чили вместо строительства в Боливии перерабатывающего завода. Перу тогда выступила со своим собственным предложением и обязалась предоставить Боливии особую экономическую зону на 99 лет и порт Ило в полное владение. Страны заключили соглашение в 2010 году.

Президент Боливии Эво Моралес, выступавший во время «газовой войны» на стороне оппозиции против строительства газопровода на территории Чили, недавно предложить прекратить переговоры с Чили и решить спор в Международном суде ООН. При этом Боливия апеллирует не к международным договорам, а к обещаниям Чили, данных ей в ходе переговорного процесса, но так и не выполненных. В настоящий момент Боливия является одной из двух стран Южной Америки (наряду с Парагваем), не имеющих выхода к морю.

Колумбия и Никарагуа

Разделенные Карибским морем Никарагуа и Колумбия на протяжении десятилетий продолжают спор о принадлежности вулканических островов Сан-Андреас, Провиденсия и архипелага Санта-Каталина. Несмотря на территориальную близость к Никарагуа – сто десять километров от ближайшего побережья против семисот двадцати от северо-западного берега Колумбии, большую часть времени они находились под властью южноамериканской республики. До 1819 года оба государства входили в испанское вице-королевство Новая Гранада, что и дало в будущем основания заявлять им о претензиях на территорию островов. Однако после получения независимости острова добровольно присоединились к Республике Колумбия и стали частью департамента Магдалена. Более чем через сто лет в результате договора Esguerra-Barcenas в 1928 году Никарагуа признала архипелаг и все прилегающие морские территории входящими в состав Колумбии, однако окончательная точка в конфликте была поставлена лишь в начале XXI века.

Территориальный спор вокруг этих островов возник вновь после прихода к власти в Никарагуа в 1980-е сандинистов (социалистов), объявивших договор неправомерным и не имеющим юридической силы. По их словам, документ был подписан в период оккупации Никарагуа американскими войсками, тем самым делая его навязанным другим государством и не отвечающим национальным интересам. В ответ Колумбия заявила, что ратифицирован договор был в 1930-м, когда никаких иностранных войск на территории Никарагуа уже не оставалось.

В декабре 2001 года Никарагуа обратилась в Международный Суд, который в результате шестилетнего разбирательства признал право на суверенитет над крупнейшими оспариваемыми островами за Колумбией. Президент Никарагуа Даниэль Ортега в резкой форме не согласился с таким решением, назвав политику Колумбии империалистической и экспансионистской, и призвал военных своей страны быть готовыми к вооруженному конфликту. При этом в первоначальном решении не объяснялся статус морских границ и множества мелких островов, также расположенных в акватории архипелага Санта-Каталина.

В ноябре 2012 года Международный суд новым постановлением закрепил статус всех спорных островов за колумбийской стороной, в тоже время изменил морскую границу и расширил территориальные воды Никарагуа в области к востоку от восемьдесят второго меридиана. Этим решением суд предоставив Никарагуа доступ к ранее найденными в морской зоне залежами нефти и газа, а также рыболовным ресурсам региона.

Вынесенный вердикт был положительно воспринят властями Никарагуа, президент Ортега даже объявил его национальной победой. Однако Колумбия отказалась выполнять решение суда, вызвавшее политический кризис в стране и падение рейтинга действовавшего президента Хуана Сантоса. В сентябре 2013 года тот заявил, что изменение границы нарушает Конституцию страны и не может быть проведено без одобрения парламента и ратификации президентом. Таким образом, территориальный спор остается неразрешенным и по сегодняшний день.

Венесуэльско-гайанский конфликт

Спор о территориальной принадлежности Гайаны-Эссекибо уходит корнями в колониальное прошлое. По Мюнстерскому мирному договору 1648 года, признавшему независимость Нидерландов от испанской короны, голландские колонии к востоку от реки Эссекибо в Южной Америке также получили независимость от Испании. Впоследствии голландцы поселились и на западном ее берегу, границы так и не были официально оформлены, а в 1814 году эти территории перешли под контроль Великобритании. В 1811 независимость провозглашает Венесуэла и с тех самых пор она пытается включить в свой состав Гайану-Эссекибо. На официальных картах Венесуэлы эта территория заштрихована как спорная.

Дипломатический кризис разразился в 1895 году, когда Венесуэла с помощью американского юриста попыталась доказать, что действия Великобритании противоречат провозглашенной США в 1823 году Доктрине Монро о признании американского континента зоной, закрытой для вмешательства европейский держав. Был созван международный трибунал (два арбитра были гражданами США, два – подданными Британской империи, и Фёдор Мартенс – подданный Российской империи), который, однако, принял решение в пользу Великобритании и признал ее право на 90% спорной территории. Англия также получила все золотые рудники, но должна была отдать Венесуэле стратегически важный район в устье реки Ориноко. Венесуэла пыталась оспорить это решение трибунала, но безуспешно. Некоторые юристы, впрочем, сходятся в том, что в работе трибунала были нарушения и что Великобритания и Россия могли заключить закулисную сделку.

В 1966 году по Женевскому договору Гайана получила независимость и стала правопреемницей Британской империи. Согласно документы, статус спорных территорий должна была определить специально созванная комиссия, однако стороны не сошлись в признании юридической силы решений международного трибунала 1899 года. Гайана настаивала, что Венесуэла должна была сперва доказать ничтожность его постановлений.

Наиболее серьезную опасность территориальной целостности Гайаны представляло восстание Рупунуни в 1969 году, которые было быстро подавлено. Власти Венесуэлы отрицали обвинения в поддержке восстания, хотя некоторые его участники нашли в стране убежище и впоследствии получили гражданство, подчеркивая тот факт, что они родились на территории Гайаны-Эссекибо, по праву принадлежащей Венесуэле. В 1970 страны подписали двенадцатилетний мораторий на требования Венесуэлы о возврате этой территории. В 1983 году было принято решение не продлевать его, но дипломатические отношения двух стран, несмотря на происходящие время от времени конфликты, сохраняются.

Подробнее http://rusplt.ru/world/territorialmie-spory-9375.html

0

19

Колонизация Америки Курляндией

Курляндское герцогство было самым маленьким государством, производившим колонизацию Америки. Курляндская колония на острове Тобаго существовала на протяжении 1654—1659 годов, и, повторно, в 1660—1689 годах. Экспорт в Европу включал сахар, табак, кофе, хлопок, имбирь, индиго, ром, какао, черепашьи панцири, тропических птиц и др.

Христофор Колумб открыл остров Тобаго в 1498 году и назвал его Bella Forma (Остров Замечательной формы). Вслед за Колумбом, в 1502 году, остров посетили испанцы Алонсо де Охеда и Хуан де ла Коса. Они назвали его Isla La Magdalena (Остров Магдалены). После этого остров был забыт и на протяжении столетия о нём не встречается никаких упоминаний.
Но, в 1596 году, к берегу острова причалил британский лейтенант Лоренс Кеймис и нашел его необитаемым. А по законам того времени, если на острове нет поселения, то остров не являлся колонизированным и не имел хозяина.
Кеймис провозгласил остров английской колонией, о чем и доложил по возвращении своему королю.

Тридцать лет спустя, в 1628 году, голландский капитан Якоб Гейсзоон, возвращаясь из Бразилии, обследовал остров и доложил на родине, что тот пуст и подходит для колонизации. После чего голландцы направили к острову экспедицию, которая и основала там первое поселение европейцев. Оно получило название Ниув-Валхерен. Кроме поселения голландцы построили форт.

В том же 1628 году английский король Карл I извлек на свет доклад лейтенанта Кеймиса, причислившего остров к владениям Англии, и передал его под протекторат графу Пембрук. Однако никаких действий вслед за этим со стороны графа не последовало.

В то же самое время Испания продолжала считать остро Тобаго своей территорией, а поэтому в 1636 году направила туда военную экспедицию с целью выбить с острова голландцев. Экспедиция выступила с соседнего острова Тринидад, где находилась мощная испанская колония. Рейд оказался успешным и 1 января 1637 года голландская колония была уничтожена.

В 1636 году некий граф Уорвик выкупает у британского владельца Тобаго графа Пембрук права на остров и снаряжает туда экспедицию. Которая была благополучно истреблена местными индейцами.

После этого права на остров были переданы королем Карлом I герцогу Курляндии Якобу Кеттлеру.

Дело в том, что разбогатевший на снабжении продуктами и фуражом участников европейских войн того времени, герцог ссужал деньгами в том числе и английского монарха. Когда долг вырос до астрономической суммы, а оплатить его было нечем, английский король в счет долга и передал герцогу права на далекий Тобаго. Так началась история курляндской колонизации острова.

Уже в 1637 году первый курляндский корабль предпринял попытку основать колонию на Тобаго, высадив 212 поселенцев. Первая попытка оказалась неудачной. Неудачной была и вторая попытка, предпринятая через два года. И третья попытка в 1642 году уже двух курляндских кораблей с 300 поселенцами провалилась. А поэтому разочарованный герцог в 1647 году свои права на Тобаго выставил на продажу в Англии, однако покупателей не нашлось.

20 мая 1654 года 45-пушечный военно-транспортный корабль «Das Wappen der Herzogin von Kurland» входит в самую большую бухту острова Тобаго, площадь которого составляет около 300 кв.км. На борту, кроме экипажа, 80 семей колонистов из Курляндии. Для охраны колонии герцог посылает 25 офицеров и 124 солдата. Капитан Виллем Молленс объявил остров «Новой Курляндией»

Форт, воздвигнутый на юго-западе острова, получил название Екабфортс, а окружающий его город был назван Екабпилсом, там же была построена лютеранская церковь.

Сегодня ни форт, ни церковь не сохранились, однако на месте первой крепости стоит памятник Курляндии - один из самых почитаемых памятников Плимута (так сегодня называется город Екабпилс).

Бухта, на берегах которой основывается новая европейская колония, названа поселенцами Большой Курляндской Бухтой (сегодня она известна, как Great Courland Bay, один из самых привлекательных и популярных курортов мира). Рядом расположена Малая Курляндская Бухта (Little Courland Bay).

Пятью месяцами позже на остров прибыли голландцы и основали на другом его конце свою колонию. Голландская колония вскоре значительно превзошла курляндскую по численности населения – 1200 против 120 человек.

В 1655 году в Европе началась так называемая малая Северная война, в которой Голландия и Курляндия были по разные стороны линии фронта. Узнав об этом, тобагские голландцы окружили Екабфортс и вынудили курляндского губернатора Хуберта де Беверин сдаться. Остров Тобаго оказался поделен на две части, что вызывало частые столкновения между колонистами обеих частей, каждая из которых претендовала на весь остров.

Через пять лет Северная война закончилась. На основании Оливского мирного соглашения Тобаго вновь был возвращен Курляндии – и уже на основании неоспоримого международного права. За несколько лет число поселенцев возрастает до шестиста человек.

Стареющий герцог Якоб до самой своей смерти в 1682 году больше не играл в колониальные игры, его сын и наследник Фредерик тоже не интересовался заморской колонией. Тем более, что в феврале 1677 года к острову подошла французская эскадра под командованием графа д'Эстре, на кораблях которого находилось 4 тысячи солдат десанта. Французы атаковали голландцев... и началась долгая история драки за остров между голландцами и французами, французами и англичанами. И так  – аж до ХIХ века, когда после поражения при Ватерлоо остров  отошел от Франции Британии, колонией которой он и оставался вплоть до 1 августа 1962 года, когда Тобаго получил независимость.

В 1681 году, то есть за год до своей смерти, герцог Якоб передал свои права на остров нескольким лондонским купцам. А поскольку никаких действий по колонизации острова те не предприняли, то британское правительство в 1687 году взяло и объявило о «ничтожности и утрате юридической силы дарственной на остров английского монарха герцогу курляндскому».

Остров Тобаго был покинут последними курляндцами весной 1690 года.

http://kurlandia.ru/kurlyandskaya-kolonizatsiya-ameriki

P.S. Курляндия - герцогство, существовавшее в 1562-1795 гг. на территории современной Латвии со столицей в Митаве (ныне мой родной город Елгава); одно из поселений курляндских колонистов на Тобаго носило название Новая Митава.
Чисто формально Курляндия владела правами на остров до 1795 года (причем до этого времени туда даже назначались губернаторы).

Отредактировано copacabana1976 (2014-08-08 05:34:56)

0

20

скорее к истории)

Ленин-футболист

Политики, террористы, спортсмены и другие тезки российского революционера

15 августа 1994 года во Францию был доставлен международный террорист по кличке Карлос Шакал, чье настоящее имя было Ильич Рамирес Санчес. Ильичом его назвали в честь руководителя Октябрьской революции 1917 года Владимира Ленина. Во времена СССР называть своих детей в честь вождя было принято не только у советских, но и у латиноамериканских коммунистов. «Русская планета» рассказывает о тезках Ленина, которые добились известности.

Ильич Рамирес Санчес, террорист

Отец Ильича Рамиреса Санчеса был убежденным марксистом-ленинцем и назвал в честь вождя русской революции всех своих трех сыновей: братьев Карлоса зовут Ленин и Владимир. С 14 лет будущий террорист состоял в молодежном крыле Коммунистической партии Венесуэлы, в 19 лет его зачислили в Московский университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы, но скоро он был оттуда отчислен. После этого Карлос присоединился к Народному фронту освобождения Палестины и начал проходить подготовку в лагере для боевиков на Ближнем Востоке.

Пик деятельности Карлоса пришелся на 1970—80-е годы. Он совершал покушения, организовывал взрывы, брал заложников и нападал на самолеты в интересах леворадикальных организаций «Красные бригады» и «Красная армия Японии», а также Организации освобождения Палестины. Самый известный теракт Карлос организовал в 1975 году, когда его отряд взял в заложники участников ежегодной встречи представителей стран — членов ОПЕК в штаб-квартире организации в Вене.

Скрываясь в странах Ближнего Востока, Карлос принял ислам. В 1994 году власти Судана выдали его Франции, где через три года его приговорили к пожизненному заключению за убийство трех человек. В декабре 2011 года Карлос получил второй пожизненный срок за организацию нескольких взрывов на территории Франции в начале 1980-х годов, в результате которых погибли одиннадцать человек. За два месяца до приговора Карлос дал интервью газете El Nacional, в котором признался в совершении более ста терактов, жертвами которых стали от полутора до двух тысяч человек.

Владимиро Ильич Монтесинос, советник президента Перу

Перуанец Владимиро Ильич Монтесинос не разделял взглядов своих родителей-коммунистов. К двадцати годам он прошел обучение в военном училище «Школа Америки» в Панаме, где его научили бороться с «красной угрозой». В течение следующих десяти лет Монтесинос служил в перуанской армии, пока его не обвинили в шпионаже и государственной измене. Дело в том, что в 1976 году США оплатили капитану двухнедельную поездку в Вашингтон, на которую он не потрудился получить разрешение. Когда Монтесинос вернулся в Лиму, при нем оказались копии секретных документов перуанской армии, которые он предположительно передал ЦРУ. Монтесиноса чудом не приговорили к смертной казни, он отделался увольнением из армии с лишением прав и привилегий и годом тюремного заключения.

После этого Монтесинос несколько месяцев проучился в университете Сан-Маркос и получил поддельный диплом юриста. Карьера адвоката давалась ему лучше, чем карьера офицера, и скоро Монтесинос превратился в самого популярного защитника наркобаронов. Во время предвыборной кампании Альберто Фухимори адвокат успешно защищал своего клиента от обвинений в совершении сомнительных сделок с недвижимостью.

Когда в 1990 году Фухимори занял пост президента, Монтесинос стал его советником и главой национальной службы разведки. Для расправы с противниками президента он создал специальные «эскадроны смерти». Важной частью успеха Монтесиноса была его связь с наркобаронами, которые платили своему бывшему адвокату за возможность спокойно вести бизнес. Эти и другие таланты помогли Владимиро Ильичу стать вторым лицом в государстве, играя роль серого кардинала при Фухимори. Они были единодушны в том, что касается методов борьбы с политическими противниками и леворадикальными партизанами.

В 2000 году в разгар третьей предвыборной кампании Фухимори журналисты обнародовали видеозапись, на которой Монтесинос пытается подкупить оппозиционного конгрессмена. После этого глава разведки бежал из Перу, и его некоторое время разыскивали по всей Латинской Америке, пока в июне 2001 года его не выдала Венесуэла. Через полгода Монтесиноса приговорили к девяти годам лишения свободы за коррупцию. В дальнейшем он был обвинен еще в 60 преступлениях самого разного рода, однако по законам Перу полученные преступником сроки не суммируются, и он отсиживает только самый длительный из них. В 2006 году бывшего президентского советника приговорили к 20 годам тюремного заключения за поставку российского оружия коммунистам из «Революционных вооруженных сил Колумбии». Еще через четыре года его срок увеличился до 25 лет, на этот раз за убийства и похищения людей в годы правления Фухимори.

Ленин Морено, вице-президент Эквадора

В молодости Ленин Морено работал менеджером в разнопрофильных компаниях, а потом перешел в государственный сектор и стал министром правительства. В 1997 году он основал и возглавил туристическую палату в эквадорской провинции Пичинча. На следующий год с ним приключилась беда. В первых числах января, когда Морено стоял на парковке продуктового магазина, к нему подошли два молодых человека и, угрожая пистолетом, потребовали отдать им деньги и ключи от машины. Чиновник повиновался, но один из грабителей все же выстрелил ему в спину, и с тех пор у Морено парализованы ноги. Несколько лет он был прикован к постели и испытывал невыносимую боль. Пациент сам придумал себе лечение и начал практиковать терапию смехом.

Морено поддержали жена и дочь, и через четыре года совершенствования чувства юмора он смог сесть в инвалидное кресло и вернуться к общественной работе. Чтобы помочь другим людям, которым пришлось пережить такую же травму, Морено начал писать книги о смехе как лучшем лекарстве от всех болезней. Его писательская деятельность оказалась весьма плодотворной. На данный момент он является автором восьми книг, среди которых «Философия для жизни и работы», «Быть счастливым легко и весело», «Юмор знаменитостей» и «Смейся, не болей».

Вице-президентом Эквадора Ленин Морено стал в 2007 году, когда в должность президента вступил Рафаэль Корреа. В прошлом году их предвыборный блок победил на выборах в третий раз. Главным направлением деятельности Морено на своем посту стала борьба за права людей с ограниченными физическими возможностями и стремление сделать Эквадор комфортным для инвалидов. Возглавляемый им фонд «Мануэла Эспехо» оказывает таким людям медицинскую и материальную помощь. В 2012 году Ленина Морено выдвигали на Нобелевскую премию мира.

Ленин де Хесус, Ленин Суарес и Ленин Поросо, футболисты

Довольно много Лениных среди латиноамериканских футболистов. Например, эквадорский форвард Ленин де Хесус начал футбольную карьеру в 1996 году и с тех пор успел сыграть за одиннадцать различных команд Эквадора. Сейчас он играет за Atlético Tulcán. Почему родители решили назвать сына именем русского революционера-атеиста, зная, что у него будет фамилия Хесус (Иисус — исп.), история умалчивает.

Де Хесус не единственный эквадорский Ленин-футболист. В команде El Nacional играет полузащитник Ленин Поросо. Другой тезка вождя Октябрьской революции — Ленин Суарес — живет в Гондурасе и играл в защите в различных национальных клубах, но несколько лет назад ушел на пенсию.

Интересно, что в 1990-е годы латиноамериканцы стали реже называть своих детей в честь влиятельных советских коммунистов и стали давать им имена в честь первого президента России Бориса Ельцина. Так, в декабре 2011 года играть за сборную Коста-Рики в товарищеском матче против Кубы впервые вышел полузащитник Ельцин Техеда, родившийся в марте 1992 года. Игрок колумбийской команды «Итагуи» Ельцин Каро старше его на полгода. Его имя переводится на русский язык как «Ельцин Дорогой».

Ления, девушка директора газеты Capital

Ления родилась в панамской деревне Вилла-де-лос-Сантос, где принято называть детей в честь различных исторических личностей, особенно диктаторов. В отличие от других поклонников большевистского лидера, разделяющие коммунистические взгляды, родители Лении немного изменили фамилию вождя, чтобы она была похожа на женское имя.

Жизнь деревенской девушки не представляла бы никакого интереса, если бы в ней не было эпизода ее отношений с Гитлером Сигарристой. Встречаться у них не получилось, но они остаются лучшими друзьями. Весной этого года журнал Vice взял у Гитлера интервью, расспросив директора крупнейшей финансовой газеты Панамы о трудностях, с которыми ему приходится сталкиваться из-за своего имени. Оказалось, что быть названным в честь фюрера Германии не так уж плохо, но при знакомстве Сигарриста предпочитает называть имя, данное ему при крещении — Хосе.

Отец Сигарристы дал своему сыну такое имя, потому что хотел доказать миру, что человек с именем Гитлер может быть хорошим. Сам он видел в фюрере образец порядка и дисциплины. Все детство он старался уберечь своего сына от влияния коммунистов и даже запретил Гитлеру ехать на Кубу, когда он получил спортивный грант на обучение в этой стране. Старания отца пропали даром. Позже Сигарриста вступил в леворадикальную организацию «Революционное студенческое движение» и стал ее лидером.

Ольга Кузьменко http://rusplt.ru/sub/ratings/leninfutbolist-12060.html

0


Вы здесь » Футбол Западного Полушария » Жизнь и спорт Западного Полушария, кроме футбола » Кто открыл Америку? Немного истории западного полушария